Читать книгу "Дни гнева, дни любви - Роксана Гедеон"

Я отступила на шаг, к самой стене.

– Я хочу по-хорошему, детка. А то завтра придет капитан… Я ведь многое о тебе наговорить могу. Тебя, пожалуй, в исправительный дом посадят. Если ты, конечно, не будешь посговорчивее…

Меня даже передернуло от услышанного. Оказывается, этот идиот уговаривает меня не тем, что отпустит, а тем, что не станет обо мне лгать!

– Плевать я хотела и на тебя, болван, и на твоего капитана! Слышал?! Убери руки, образина! Я кричать буду!

Он схватил меня у самой стены, сдавил, пахнул в лицо перегаром и потом.

– Кричать? Кричи! Мне, может быть, это даже понравится! Он пытался поцеловать меня. Я пришла в ужас, когда это дикое безобразное лицо приблизилось к моему и, не найдя другой защиты, плюнула ему в глаза.

– Оставь меня в покое, ты, мужик!

Он злобно осклабился и утерся рукавом.

– А ты что – большая цаца? Я тебе сейчас покажу, что мужик в этом деле не хуже любого герцога!

Он так вцепился рукой Мне в волосы, что я почти не могла пошевелить головой.

– Ладно, не строй из себя девицу!

Я пыталась вырваться, сопротивлялась так яростно, как только могла, но у этого дикаря руки были как клещи. Я царапалась, один раз даже укусила его, но он повалил меня на стол, при каждом вздохе обдавая кошмарными запахами.

– Сейчас поглядим, какова ты снизу! – Гвардеец задрал мне юбку, и теперь огромная рука шарила в моем нижнем белье.

Мне удалось до крови расцарапать ему лицо, но он поймал обе мои руки и завел их мне за голову.

– Сейчас, сейчас, – хрипло шептал он, дыша мне прямо в лицо.

Тошнота уже стояла у меня в горле. Иногда от отвращения у меня мутился разум, но, когда я пыталась хоть немного поразмыслить, мне становилось понятно, что кричать бесполезно. Да неужели этой скотине удастся… Нет, я предпочла бы умереть на месте. Когда он пыхтел, пытаясь раздвинуть мои ноги, мне посчастливилось высвободить одну руку. Закинув ее за голову, я принялась лихорадочно шарить по столу. О, если б здесь что-то было – что-нибудь хоть немного тяжелое!

Мои пальцы действительно наткнулись на что-то гладкое, холодное и такое тяжелое, что я даже не сразу смогла приподнять. Не понимая даже, что это такое, я с размаху, с силой, на какую только была способна, обрушила этот предмет на голову гвардейца.

Раздался отвратительный хруст. В одно мгновение я почему-то оказалась облита чем-то мокрым – и холодным, и горячим одновременно. Тело гвардейца с силой навалилось на меня, отяжелело, я едва не задохнулась. Почти потеряв сознание, я с силой отпихнула его от себя, и противная туша тяжело сползла на пол, стукнув руками, как китайский болванчик.

Я не сразу смогла подняться. Меня колотила дрожь. Корсаж был заляпан чем-то мокрым. Подняв руку, я увидела, что она испачкана до самого локтя во что-то красное и почему-то черное. Ну, красное я еще могла понять – кровь… Но откуда эти черные пятна? От их вида меня стошнило.

Когда я снова выпрямилась, зажимая рот ладонью, то заметила рядом с телом гвардейца большую чугунную чернильницу. Ага, так это она пришла мне на помощь… Отсюда и черные пятна – разлитые чернила. Ох, если бы не эта кровь…

Я метнула взгляд на гвардейца, впервые подумав, что с ним случилось. Он не двигался, лежал навзничь. Струйки крови текли из-под его головы.

Господи Иисусе, может быть, я его убила?

Меня снова охватил ужас. Гвардеец мертв, без сомнения! Это я убила его!

Не заботясь даже о том, чтобы проверить это предположение, я опрометью выскочила на улицу. Холодный воздух не освежил меня и не привел в чувство. Я бросилась к лошади. Меня гнала одна-единственная мысль, заполонившая все сознание: скорее, скорее отсюда!

Дрожащими пальцами, путаясь и чертыхаясь, я отвязала лошадь. Не сразу мне удалось взобраться на нее верхом. Вцепившись в холку лошади, подгоняя ее ногами, я поскакала прочь из города.

В какой стороне находился Понтарлье – это один Бог знал.

7

Мэтр Бернье, хозяин таверны «Три пескаря», рассматривал меня недоверчиво и осуждающе.

– Вас что, в луже вываляли, мадам? – напрямик спросил он.

Моя одежда действительно была ни на что не похожа. Замызганные грязью плащ и юбка, обвисшие поля шляпки, мокрые распустившиеся волосы, выпачканный чернилами корсаж…

– Вы почему опоздали?

«Гм, – подумала я, – хорошо еще, что я опоздала всего на два часа!» Но рассказывать о езде на запятках, поединке с гвардейцем и долгом петлянии по дорогам Франш-Конте мне не хотелось.

– Хорошо, что я вообще добралась, – сказала я невесело. – Вы так прекрасно продумали все мое путешествие, что я задержалась полюбоваться красотами местности.

– Вы умеете говорить по-немецки? – прервал он меня. Я покачала головой.

– Нет. Или немного. По крайней мере, я понимаю немецкий.

– Это плохо, мадам. Вам придется изображать крестьянку, а они здесь все говорят по-немецки.

Я махнула рукой.

– Поверьте мне, сударь, теперь это не кажется мне сложным. Были ситуации и посложнее.

Он пропустил меня вперед, открыв дверь в комнатку на мансарде.

– Быстро переодевайтесь и зашивайте письма, – приказал он, запирая дверь. – Уж и не знаю, успеем ли мы.

– Можно мне хотя бы принять ванну? – умоляюще спросила я.

– Что вы такое говорите? – прошипел мэтр Бернье. – Ванну?! Нам бежать нужно, а вы – ванну! Вот еще выдумали!

Я с тоской натянула на ноги тяжеленные деревянные сабо, надела грубую суконную юбку, белую рубашку, черную вставку, похожую на корсаж, завязала на груди концы шали.

Мэтр Бернье, отступив на шаг, внимательно меня осмотрел.

– Нет, это просто кошмарно, мадам. Цвет лица у вас не тот. Да не стойте вы так прямо! Или вам взвалить на спину вязанку дров?

Уже приученная к дисциплине, я, как по команде, опустила плечи и голову.

Мэтр Бернье взял в ладонь картофельной шелухи, будто нарочно приготовленной заранее, и бесцеремонно вымазал мне лицо.

– Вот, теперь-то лучше.

Я захотела узнать, в чем же заключается это улучшение, и, взглянув в зеркало, обомлела: кожа у меня сделалась какого-то грязно-коричневого цвета.

– За мной будут бежать все собаки Понтарлье! Это ужасно – то, как я выгляжу!

– Лучше отбиваться от собак, чем от гвардейцев, запомните это, мадам.

Сам он был одет в приличный сюртук, с аккуратно завязанным галстуком и белыми манжетами – словом, выглядел как вполне солидный буржуа. Когда мы вышли на лицу, он, помахивая тросточкой, сказал мне: