Читать книгу "Битва за смерть - Олег Синицын"

Мороз крепчал. Смерклый потуже запахнул шинель и, стараясь не разбить лампу, стал неловко взбираться на танк. Люк на башне был откинут. Прежде чем лезть в него, Фрол опустил внутрь фонарь. Скупой свет выхватил из темноты торчащие рукояти управления и стреляные гильзы на полу.

Он понюхал воздух. Чужой запах. Не русский какой-то. Порох, конечно, везде пахнет одинаково, но, кроме него, Смерклый ощутил нечто иное: запах одеколона или формалина. Фрол про себя назвал его «фашистским духом».

Глубоко вздохнув и перекрестившись, крестьянин неуклюже полез в люк. Однако сволочные фашисты и здесь успели напакостить, сконструировав проем на редкость узким. В результате Фрол застрял, причем самым неудачным образом — с прижатой к животу коленкой.

Он и тужился, и кряхтел, стараясь протолкнуть в люк негнущуюся ногу. И она, наконец, проскользнула. Не ожидавший этого крестьянин провалился вниз.

Загремели листы железа, колокольным перезвоном отозвались стреляные гильзы. Смерклый жалобно застонал. Брякнулся он знатно, ударившись об пол грудью и подбородком. Зато спас фонарь, удержав его на весу.

Находиться в темной стальной коробке при свете керосиновой лампы было жутко. Снаружи завывал ветер, угнетала теснота и совершенно непривычный запах.

— Как в гробу, — заключил Фрол.

Бормоча что-то под нос, он стал рыскать по танку. Вымазав шинель машинным маслом, Смерклый ощупал всё, до чего дотянулись узловатые крестьянские руки. Мимолетом глянув на выставленную фотографию молодой немки, он кинул ее на пол, под ноги. В одном темном уголке обнаружил жестяную коробку. Опустившись на сиденье водителя, повесил керосиновую лампу на какой-то рычаг и стал вертеть коробку в руках.

Там было что-то очень интересное. Смерклый несколько раз потряс ее, слушая, как содержимое гремит и перекатывается, но открыть не мог. Коробка была плотно закрыта крышкой, перед которой оказались бессильны и ногти, и зубы, и перочинный нож. Фрол долго вертел коробку в руках, пока не обнаружил сбоку маленькую защелку.

— Ироды фашистские! — пробормотал он со злостью, снимая защелку и откидывая крышку.

Глаза загорелись при виде изобилия: в коробке был спрятан сухой паек танкиста.

За те двадцать лет, что он пробатрачил в колхозе, вспахивая поля и сея пшеницу, таких продуктов ему видеть не доводилось. Фрол вытащил на свет керосиновой лампы банку рыбных консервов, затем еще одну банку с изображением сочных сосисок. За ними вынул пачку изюма, пакетик леденцов, сыр в непромокаемой упаковке, баночку джема. Упаковку с галетами Смерклый раскрыл сразу, но, попробовав одну, сморщился и выплюнул. На пол, в мусор, полетела вся упаковка.

Под галетами лежала крупная плитка шоколада. Содрав фольгу, Фрол засунул в рот всю плитку и стал смачно жевать, не обращая внимания на липкую коричневую слюну, которая текла по подбородку.

На дне жестяной коробки лежали семь папирос и две сигары. Папиросы и одну из сигар Смерклый сунул в карман гимнастерки. Вторую взял в рот и стал прикуривать от керосиновой лампы. Изрядно намучившись и потратив много времени, он так и не сумел запалить кончик. Надеясь, однако, сделать это позже, Фрол спрятал сигару в тот же карман.

Он сложил продукты обратно в коробку и сунул ее в вещевой мешок. После этого тихо выбрался из танка и направился в расположение роты.

— Лейтенант Калинин?

Алексей с трудом разлепил глаза. После напряженного дня и горячего ужина его сморило. Он так и уснул, сидя на снегу.

— Да, — ответил Калинин, увидев перед собой морду лошади.

Это сон? Или с ним действительно разговаривает лошадь?

— Здравия желаю! — Рядом с лошадью стоял солдат. — Меня прислали из штаба.

— И вам… того же, — ответил Калинин. Солдат принялся сгружать с крупа четвероногой «помощницы» какие-то вещи. Калинин поднялся, сдержанно зевнул и посмотрел на часы. Еще только восемь вечера! Кругом стояла непроглядная тьма, лишь кое-где разгоняемая кострами.

— Вас сегодня командиром роты назначили, — говорил солдат. — Вот, вам положено.

Алексей с удивлением принял большой овчинный тулуп с теплым мехом. Мороз подбирался уже градусам к двадцати, и этот тулуп лишним не будет.

— Ваша портупея и командирский планшет. — Солдат протянул клубок кожаных ремней. — В планшете карта местности с указанием района выдвижения роты. Вот здесь распишитесь, что получили.

На протянутом листке Алексей поставил свою подпись: «Кал» с росчерком.

— Валенки. Они теплее сапог.

— Спасибо.

— Не за что… — Он достал что-то из сумки, висящей на боку у лошади. — А это ваш командирский «тэ-тэ». Держите.

Алексей взял кобуру, в которой, судя по тяжести, находился пистолет.

— Вроде всё, — оглянувшись, сказал солдат. — Сухой паек на три дня и боеприпасы для роты подвезут утром. Если что забыл для вас, привезу утром… Да! Вот еще!

Из той же сумки он вытащил три фляги:

— Возьмите. Боевая норма.

— Это что? — недоуменно спросил Калинин.

— Спирт.

— Зачем?

— Да уж пригодится, — подмигнув, ответил солдат. — Без этой водички тяжело будет вашим бойцам в атаку идти.

Он причмокнул губами, подбадривая лошадь, и уже собирался уходить, но Алексей остановил его.

— Постойте! — промолвил лейтенант. — А где мои гранаты?

— Зачем гранаты? Они вам не положены.

— Как же я буду воевать без гранат?

Порученец едва заметно усмехнулся:

— Вы — командир. Ваша задача людьми командовать, а не гранаты бросать.

— Дайте пару. Я очень прошу!

Порученец устало посмотрел в глаза молодому лейтенанту.

— Бог с вами! — Он снял с плеча тканевую сумку. — Возьмите мои. Там пара «лимонок». Запалы отдельно лежат в специальном карманчике.

Калинин принял сумку, как святыню.

— Теперь всё? — спросил солдат. — Тогда удачи!

И он ушел в темноту, ведя лошадь под уздцы. Глядя ему вслед, Алексей перекинул через голову матерчатый ремешок сумки с гранатами.

ГЛАВА 3

Рота отделилась от полка в восемь утра, когда блеклый контур солнца только поднимался над заснеженными полями. Солдаты двигались единой колонной по протоптанной дороге. Впереди шли Калинин с политруком, чуть позади — старшина. Замыкала строй лошадь по кличке Дуня, которая, кроме дополнительных боеприпасов для роты и корма для себя, везла на санях пулемет «максим». Передвижения, производимые дивизией, официально именовались перегруппировкой. На самом же деле дивизия отступала. Части Красной Армии оставляли позиции и уходили на запад. Пару раз рота пересекалась с другими подразделениями и колоннами автомобилей. Однажды красноармейцам даже пришлось вытаскивать санитарную машину, провалившуюся в яму под снегом.