Читать книгу "Любовь до белого каления - Арина Ларина"

Такой супермен, конечно, не для нее, но почему бы и нет?

– Тогда мы вас хотели бы попросить об одолжении, – проникновенно сказал пока еще недоступный «супермен».

– Просите, – промямлила Татьяна. Юрий Михайлович недовольно заерзал и кхекнул. Видимо, ему не хотелось одолжений и просить тоже было неохота.

Но ее попросили. Естественно, Тане хотелось думать, что это связано не с ее профессиональными качествами, о которых новому начальству просто-таки не могло быть что-то известно, а с ее особым положением. Вернее – с интересом к ней, как к женщине, одного из шефов, и она даже знала, кого именно.

Татьяна возглавила временный штаб по набору персонала. Это было, с одной стороны, лестно, а с другой – создавало массу проблем. Ответственность и страх ошибки давили на нее, мешая наслаждаться общением с любимым. А он был именно любимым, в этом уже не было никаких сомнений.

При первой же попытке назвать его Семеном Сергеевичем шеф аккуратно тронул ее за локоть и улыбнулся:

– Просто Семен.

– А? Что? – бестолково залепетала Таня, в очередной раз потеряв способность здраво мыслить. Нет, ей в голову не лезли никакие эротические фантазии или неприличные мысли. Там, в голове, мгновенно тормозились все мыслительные процессы, запутавшиеся в эмоциональном киселе, затапливающем сознание.

– Для вас – просто Семен. К чему такие церемонии, правда?

– Правда! – убежденно выдохнула Татьяна, отчаянно жалея и одновременно радуясь, что у нее нет отдельного кабинета и она сидит в общем зале вместе с менеджерами, иначе диалог мог бы закончиться весьма непредсказуемо.

Семен внимательно посмотрел ей в глаза и снова улыбнулся. Такой наивной и внушаемой дурой Татьяна еще никогда себя не чувствовала. Это было ужасно и… восхитительно.

Женщинам свойственно высматривать в поступках мужчин то, чего нет, и не видеть того, что бросается в глаза.

Глава 7

Солнце сдобным блином висело в голубом небе, гарантируя хороший апрельский день и массу позитива во всех начинаниях. В такие дни не должно происходить ничего ужасного.

Светлана просыпаться категорически не хотела. Ей было страшно начинать этот день, пусть даже такой погожий и многообещающий. Когда планируешь большое дело, оно кажется предельно ясным, как расположение книг на библиотечных полках: все в строгом порядке и по алфавиту. Но как только приходит момент осуществления тщательно продуманного плана на практике, так вся уверенность куда-то девается, оставив лишь нервное напряжение и смуту в мыслях.

У двадцатилетней Светы Гуськовой было все, или почти все, о чем только можно мечтать: чуть вьющиеся русые волосы, огромные глаза, брови вразлет, тонкий носик и точеная фигурка. Этого было вполне достаточно, чтобы чувствовать себя королевой сначала в школе, а потом в институте. Но для триумфального шествия по «взрослой» жизни нужно было что-то еще. У Аньки Марковой это было, а у Светочки – нет.

С Марковой они учились в одной школе, и, сколько Света себя помнила, всегда были соперницами. Только Маркова была на год старше, а потому – на шаг впереди.

Света тщетно пыталась догнать соперницу, но время – величина такая хитрая, что обмануть его пока никак не получалось.

Ее родители развелись, когда Свете было четыре года. Правду об отце никто и никогда не скрывал: как это ни печально, папаша оказался банальным алкоголиком, методично пропивавшим все, что имелось в доме, поэтому однажды просто сгинул, перестав переводить алименты. А мама…

Мама была красавицей. Света не очень понимала, обижаться ей или гордиться родительницей, так как давным-давно мамуля вышла замуж и уехала в далекую Америку. С тех пор Света жила с тетей Верой. Мама изредка приезжала, привозила подарки и исправно пересылала довольно приличные суммы на воспитание «ребенка». Однажды, будучи уже в сознательном подростковом возрасте, Света вдруг взбрыкнула. Наслушавшись «умных» подруг, она неожиданно составила свое, «единственно правильное» мнение о сложившейся ситуации и устроила обалдевшей тете Вере потрясающий концерт с истерикой и разоблачением. Откуда-то пришла непоколебимая уверенность в том, что тетя Вера хитростью и обманом разлучила мать и дочь, а теперь жирует на заграничные переводы и препятствует их встречам.

Первые латиноамериканские мыльные оперы не прошли даром для неокрепшей и неподготовленной детской психики. Тетя Вера долго молча плакала, потом приезжала «Скорая», молодая докторша что-то выговаривала ничего не понимающей Свете. В больницу тетя ехать отказалась. Светлана слышала, как тетя торопливо оправдывалась и все повторяла: «Я не могу, у меня ребенок!» А вечером приехала тетина подруга, Елена Владимировна, которую Света побаивалась и не любила за громкий голос и отсутствие снисхождения к ее шалостям.

Именно Елена Владимировна, несмотря на тетины мольбы, открыла девочке правду, мотивируя это тем, что «лучше пусть она все знает, чем ты раньше времени переедешь на кладбище».

Правда, как это часто случается, оказалась далека от догадок и предположений. Мамин новый муж категорически не хотел детей. Ни маленьких, ни взрослых – никаких. У него было трое своих от предыдущего брака, и брать на себя заботы о еще одном он не желал. Поэтому мама согласилась на его условия: ребенок остается в России, у сестры, а супруг ежемесячно выделяет некоторую сумму на его содержание. Встречам с дочерью он обещал не препятствовать. Единственное – это должно было происходить не очень часто, так как поездки стоили денег.

– Твоя мама хотела как лучше, – смягчила повествование Елена Владимировна. – Если бы она осталась тут, то и жизнь бы свою не устроила, и тебе бы не помогла. Понимаешь?

Спорить с суровой тетиной товаркой Света не рискнула, хотя по тону было понятно, что Елена Владимировна мать не одобряет и оправдывает ее через силу.

– А у Верочки, кроме тебя, никого нет. Она из-за тебя и замуж не вышла, и ребенка не родила. Все для тебя. Так что пойди и извинись.

И Света пошла. И извинилась. Хотя ничего не поняла и не поверила. Но когда приехала долгожданная мама и Светлана слово в слово передала ей «неправду», мамуля покраснела так сильно и так глупо и непонятно начала оправдываться, что даже Светиных мозгов хватило на то, чтобы сообразить – Елена Владимировна сказала чистейшую правду. Хотя осознавать это было больно и обидно.

Тетя Верочка потом еще долго оправдывала и сестру, и Свету, говоря, что замуж она все равно бы не вышла, так как не за кого, и детей у нее нет вовсе не из-за Светочки, но это уже было неважно. Вспоминать об этом не хотелось. Та история, не имевшая ни конца, ни решения, так и тянулась, и Светлане было мучительно стыдно вспоминать об этом, как о нераскрытой подлости или гнусном преступлении, которое останется клеймом на всю жизнь.

«Вырасту большой, разбогатею и осыплю тетю Верочку подарками!» – решила она. От этого решения на душе стало легче, но шрам остался. Иногда он болел очень сильно, как старая рана перед сменой погоды. Особенно перед приездом мамы.