Читать книгу "Надежда умирает последней - Тесс Герритсен"

– Я… – она прикусила губу, чтобы не прослезиться, – что-то мне совсем больно стало.

Он прикрикнул на водителя, чтобы тот замедлил ход, а потом взял в свои руки маленькие кисти Вилли, крепко держал их.

– Осталось совсем немного, почти приехали…

Долгой, очень долгой казалась дорога до гостиницы. В номере Гай усадил ее на кровать, нежным движением поправил ее волосы.

– У тебя есть какие-нибудь обезболивающие?

– Есть… есть аспирин в ванной, я пойду возьму сама…

– Нет уж, сиди и не двигайся.

Он сходил в ванную и вернулся со стаканом воды в руках и пузырьком с аспирином.

Несмотря на боль, застилавшую глаза, она ясно ощущала, что он смотрит на нее, наблюдая за тем, как она глотает таблетки. Ей было странно спокойно рядом с ним, она даже почувствовала себя покинутой, когда он повернулся и отошел на миг в другой конец комнаты. Она увидела, как он стал перебирать содержимое крохотного холодильника.

– Что ты ищешь?

– Уже нашел.

Он вернулся с маленькой бутылочкой виски и, отвернув крышку, протянул ей.

– Жидкая анестезия, средство скорее народное, но зато проверенное.

– Я не люблю виски.

– Да тебе и не нужно его любить, лекарства вообще не должны быть приятными на вкус.

Она кое-как сделала глоток. По горлу и дальше вниз разошелся жар.

– Благодарю… что ли, – промямлила она.

Он стал медленно ходить по комнате, оглядывая плюшевую мебель, потом бросил взгляд на вид из окна, раздвинув стеклянные двери балкона. Снизу, с реки Чаофья, доносилось рычание моторных лодок, мчащихся по воде. Потом он подошел к тумбочке, взял из корзины с фруктами для гостей китайскую сливу и очистил ее от колючей кожуры.

– Ничего так номерок, – констатировал он, поглощенный поеданием сливы. – Не сравнить с этой дырой, отелем «Либерти», в которой обитаю я. А кем ты работаешь?

Она глотнула из стакана виски и поперхнулась.

– Я летчик.

– Прямо как отец.

– Не совсем. Я летаю для заработка, а не для кайфа, хотя деньги небольшие, на грузовой авиации много не сделаешь.

– Но и не маленькие, судя по твоей гостинице.

– Я не плачу за номер.

Он удивленно поднял брови:

– А кто же платит?

– Моя мама.

– О, она сама щедрость.

Его саркастический тон вызвал в ней раздражение. Какое он имеет право совать нос в ее дела. Посмотрите-ка на него! Этот бродяга со следами побоев на лице стоит и жует ее фрукты, любуется ее видом из окна. Ветер растрепал его волосы во все стороны во время поездки на «так-таке», а глаз распух так, что практически закрылся. И почему она вообще терпит этого придурка?!

Он с любопытством разглядывал ее.

– А еще за что-нибудь мама платит? – спросил он.

Она вперила в него взгляд.

– Да, за устройство собственных похорон. – Она с удовольствием отметила, с какой быстротой исчезла нахальная улыбочка с его лица.

– Как-как? Твоя мама что, умерла?

– Нет, но она умирает.

Она устремила взгляд в окно, на фонари вдоль набережной. На секунду они заплясали у нее в глазах словно светляки, тогда она сглотнула, и фонари снова обрели резкость.

– Господи, – она устало запустила в волосы руки и вздохнула, – какого лешего я здесь делаю?

– Я так понимаю, ты здесь не на отдыхе?

– Правильно понимаешь.

– А зачем тогда?

– Гоняюсь за привидением.

Она допила остатки виски и поставила стакан на тумбочку.

– Таково мамино предсмертное желание, а последнее желание это святое, – она взглянула на него, – так ведь?

Не сводя с нее глаз, он погрузился в кресло.

– Помнится, ты говорила, что приехала сюда по семейному делу, а с твоим отцом это как-то связано?

Она кивнула.

– Ты поэтому сегодня ходила к Кистнеру?

– Мы рассчитывали, ну то есть я рассчитывала, что он прольет свет на то, что произошло с отцом.

– А почему Кистнер? Ведь в его ведомство потери в боях не входят.

– Да, но входит военная разведка. В 1970-м Кистнер получил назначение в Лаос, и именно под его началом мой отец в последний раз поднялся в воздух. Он же руководил поисками упавшего самолета, если это можно назвать поисками.

– Ну и что же Кистнер, сообщил тебе что-то новое?

– Все, что он сказал, я знала и раньше. Сказал, что прошло двадцать лет, и нет смысла продолжать поиски, что отца нет в живых, а найти его останки не представляется возможным.

– Тебе, должно быть, тяжело было услышать все это – поехать в такую даль и остаться ни с чем.

– Тяжело будет маме.

– А тебе?

– Да не особенно.

Она поднялась с кровати и проследовала на балкон.

– Скажу тебе прямо, мне нет никакого дела до отца, – сказала она, глядя вниз, на воду.

Ночной воздух был наполнен запахами реки. Она знала, что Гай смотрит на нее, чувствовала спиной его взгляд и представляла изумление на его лице. Еще бы тут не изумиться! То, что она сказала, было ужасно, и тем не менее это было правдой.

Она скорее почувствовала, чем услышала, как он подошел. Он встал рядом и оперся о перила балкона. Свет от фонарей на набережной вычертил темным силуэтом его лицо.

Она не сводила глаз с мерцающей реки.

– Ты не представляешь себе, что это такое – быть дочерью человека-легенды. Всю жизнь я только и слышу, какой он был смельчак, какой герой. Да что там, конечно же ему самому нравилось быть знаменитым.

– Многим мужчинам это нравится.

– А сколько женщин страдает из-за этого?

– Твоя мать страдала?

Она вскинула глаза к небу.

– Моя мать…

Она помотала головой и засмеялась.

– Ну хорошо, хочешь, я расскажу тебе про маму? Она была певицей в ночных клубах, в лучших клубах Нью-Йорка. Помню, как-то листала ее дневник и наткнулась на вклейку, это был отзыв о ней какого-то репортера с такими словами: «Ее голос словно плетет волшебную паутину, и всякий слушатель неизбежно попадает в нее». Перед ней были открыты все дороги. Но тут она вышла замуж.

Была первой строчкой в афише, а стала примечанием в мужском романе. Несколько лет мы жили во Вьентьяне, и за все время от нее не слышно было ни слова жалобы, хотя ей так хотелось вернуться домой. Она перерывала все полки в магазинах, чтобы найти хоть что-то стоящее к столу. Взрывы смеха против взрывов ручных гранат! Да, отец прослыл героем, но вырастила-то меня она.