Читать книгу "Загадочная Московия. Россия глазами иностранцев - Зоя Ножникова"

* * *

Контарини, например, писал:

«Они величайшие пьяницы и весьма этим похваляются, презирая непьющих. У них нет никаких вин, но они употребляют напиток из меда, который они приготовляют с листьями хмеля. Этот напиток вовсе не плох, особенно если он старый. Однако государь не допускает, чтобы каждый мог свободно его приготовлять, потому что, если бы они пользовались подобной свободой, то ежедневно были бы пьяны и убивали бы друг друга, как звери».

А Иосафат Барбаро добавлял:

«Нельзя обойти молчанием одного предусмотрительного действия великого князя: видя, что люди там из-за пьянства бросают работу и многое другое, что было бы им самим полезно, он издал запрещение изготовлять брагу и мед и употреблять цветы хмеля в чем бы то ни было».

* * *

Тут кстати вспомнилось давнее замечание Михалона Литвина, который примерно в одно время с Герберштейном составлял записки о нравах москвитян: «Так как московиты воздерживаются от пьянства, то города их изобилуют прилежными в разных родах мастерами, которые, посылая нам деревянные чаши и палки для опоры слабым, старым и пьяным, седла, копья, украшения и различное оружие, грабят у нас золото».

* * *

Барон старался быть справедливым и беспристрастным читателем разнообразных записок иностранцев о Московии. Он понимал, что значительная часть его современников, так же как и авторы столетней и двухсотлетней давности, во многом опирались на авторитет Герберштейна. Скрип пера талантливого австрийского посла до сих пор был слышен по всей Европе. Ко времени Барона стало как бы плохим тоном — не написать о русском пьянстве.

Все читали у Герберштейна:

«Насколько русские воздержанны в пище, настолько же неумеренно предаются пьянству повсюду, где только представится случай».

Но не все замечали, что несколькими страницами дальше в своей книге Герберштейн рассказывал о знатном молодом человеке, юноше Эразме:

«Некий знатный краковский гражданин поручил мне опекать одного молодого человека, происходившего из знатной фамилии Бетманов, по имени Эразм. Это был юноша не без образования, но до такой степени преданный пьянству, что иногда напивался до безумия и своими непрестанными попойками однажды вынудил меня приказать, чтобы его связали».

* * *

Олеарий писал о русских предельно сурово:

«О природе русских, их душевных качествах и нравах.

Когда наблюдаешь русских в отношении их душевных качеств, нравов и образа жизни, то их, без сомнения, не можешь не причислить к варварам. Хотя они хвастаются приходом к ним греков и многими заимствованиями у этих последних, но, на самом деле, они не имеют от них ни языка, ни искусства, не любят свободных искусств и высоких наук и не имеют никакой охоты заниматься ими. А ведь, между тем, сказано: «Доброе обучение искусствам смягчает нравы и не дает одичать». Поэтому они остаются невеждами и грубыми людьми.

Большинство русских дают грубые и невежественные отзывы о высоких, им неизвестных, натуральных науках и искусствах в тех случаях, когда они встречают иностранцев, имеющих подобные познания. Так, они, например, астрономию и астрологию считали за волшебную науку. Они полагают, что имеется что-то нечистое в знании и предсказании наперед солнечных и лунных затмений, равно как и действий светил. Поэтому, когда мы вернулись из Персии, и в Москве стало известно, что великий князь назначает и принимает меня в свои астрономы, то некоторые из них стали так говорить: «Вскоре вернется в Москву находившийся в составе голштинского посольства волшебник, умеющий по звездам предсказывать будущее». Вследствие этого люди уже почувствовали ко мне отвращение, и я, узнав о нем, воздержался принять приглашение.

Когда я позже, в 1643 году, вновь был послан в Москву и, ради забавы, в темной комнате при помощи маленького отверстия в стене и вложенного туда шлифованного стекла стал изображать в живых цветах все находившееся на улицах против окна, а канцлер в это время зашел ко мне, то он перекрестился и сказал:

— Тут, верно, волшебство, — тем более что лошади и люди представлялись идущими вверх ногами.

Хотя они и любят и ценят врачей и их искусство, но, тем не менее, не желают допустить, чтобы применялись и обсуждались такие общеупотребительные в Германии и других местах средства для лучшего изучения врачевания, как анатомирование человеческих трупов и скелеты. Ко всему этому русские относятся с величайшим отвращением.

Несколько лет тому назад опытный цирюльник по имени Квирин, голландец, человек веселого нрава, находясь на службе у великого князя, имел скелет или остов человеческий, висевший у него в комнате на стене, над столом. Однажды он, по своему обыкновению, сидел за столом и играл на лютне, а в это время стрельцы, которые, как тогда было принято, всегда сторожили на дворе немца, пошли по направлению звука и заглянули в дверь. Когда эти люди заметили кости на стене, они испугались — тем более что увидели, что скелет движется. Поэтому они ушли и заявили, что у немецкого цирюльника на стене висит мертвое тело, которое движется, когда цирюльник играет на лютне. Этот слух дошел до великого князя и патриарха, которые послали других людей с приказанием внимательно осмотреть все, в особенности в то время, когда цирюльник играет на лютне. Эти люди не только подтвердили показание первых, но сказали еще, будто мертвец танцевал на стене под звуки лютни.

Русские этому очень удивились, стали совещаться и решили, что, наверное, цирюльник — волшебник, так что необходимо будет сжечь его вместе с останками его мертвеца. Когда Квирин узнал, что втайне состоялось такое опасное для него заключение, он послал знатного немецкого купца, пользовавшегося расположением вельмож, к князю Ивану Борисовичу Черкасскому, чтобы сообщить истину и не допустить такого жестокого поступка. Купец сказал боярину:

— Из-за такого скелета никоим образом нельзя винить цирюльника в волшебстве. В Германии принято, чтобы у лучших врачей и цирюльников имелись подобные костяки; делается это, чтобы, в случае, если у какого-либо живого человека сломана нога или ранена какая-либо часть тела, легче узнать, как взяться за дело и лечить. Если же кости двигались, то это зависело не от игры на лютне, а от ветра, дувшего в открытое окно.

Иван Грозный и его мамка. К. Вениг

После этого приговор был отменен. Однако Квирину пришлось уехать из страны, а скелет перетащили через Москву-реку и сожгли. Подобную же трагедию предполагали они потом сыграть с немецким живописцем Иоганном Детерсеном. Когда во время большого пожара, возникшего в Москве четыре года тому назад, стрельцы по указанному выше способу пришли тушить огонь и ломать соседние дома и при этом застали в доме живописца старый череп, то они хотели самого живописца вместе с черепом бросить в огонь. Его бы и бросили таким образом, если бы некоторые из присутствовавших не заявили, что черепом он, по обычаю немецких живописцев, пользуется для срисовывания его.