Читать книгу "Гражданская война в Испании - Сергей Данилов"

Откат к «политике отмщения» естественно и закономерно совпал с «великим переломом», индустриализацией и коллективизацией СССР, т. е. с новым сильнейшим натиском государства на наше гражданское общество.

Открытые и тайные политические репрессии, особенно заметные в 1929–1933 и 1936–1938 годах, очень напоминали новые выбросы гражданской войны, ее рецидивы. Однако они были только видимой частью айсберга.

Правящие круги шаг за шагом ужесточали цензуру. После 1931 года из советских открытых публикаций исчезают любые упоминания о каких-либо политических амнистиях, тем более — о прощении белых. В библиотеках расширяются закрытые «спецхраны».

Власти прекращают издание белых мемуаров, а все ранее выпущенные изымают из продажи и из всех общедоступных библиотек. В частности на полвека с лишним стал секретным ценнейший первоисточник — пятитомный сборник воспоминаний «Гражданская война в воспоминаниях и описаниях белогвардейцев» (1927). Прекращается информация о белой эмиграции за рубежом. О русских общинах, русских школах, газетах, клубах и русских кладбищах в Париже, Ницце, Белграде, Харбине, Бизерте советской публике знать не полагалось.

Быстро был воссоздан смонтированный во время гражданской войны образ озверелого врага — деятеля Белого движения. Разветвленная советская пропаганда внушала ненависть к белым со школьной скамьи. Только что родившееся советское искусство специализировалось на плакатно поляризованном разоблачении коварных белогвардейцев и безудержном восхвалении бескорыстных и бесхитростных красных. Образцами надолго стали «Железный поток» Серафимовича, «Неделя» Либединского, «Виринея» Сейфуллиной, «Трагедийная ночь» Безыменского и «Оптимистическая трагедия» Вишневского. (Характерно, что почти все указанные книги были срочно включены в школьные программы, в которых тогда не было места Достоевскому, Толстому и уж тем более — Булгакову.)

Такое же сочетание клеветы на побежденных и преклонения перед победителями содержали и классические большевистские кинофильмы «Октябрь» (1927), «Чапаев» (1934) и «Мы из Кронштадта» (1936), многочисленные пьесы вроде «Пути к победе» (1938).

Предлагавшие более уравновешенный и глубокий взгляд на катастрофу гражданской войны произведения — «Тихий Дон» и «Хождение по мукам» — печатались, но гораздо меньшими тиражами, мало освещались критикой и не изучались в школах. А их экранизация последовала только в конце 1950-х годов.

Ныне широко известна драматическая судьба посвященных Белому движению глубоко психологических пьес «Дни Турбиных» и «Бег», в которых органы власти и театральная критика усмотрели «антисоветчину». Первую из них разрешили ставить только во МХАТе и затем неоднократно исключали из репертуара, а вторая была запрещена. В печати раздавались призывы репрессировать их автора как белогвардейца.

Не могло вести к общенациональному примирению похищение и физическое уничтожение советской разведкой руководителей эмигрантских военно-офицерских союзов генералов Кутепова (1930) и Миллера (1937). Такого рода деяниями, крайне возмущавшими многих русских эмигрантов, не занимался даже Франко.

Советская «политика отмщения» стала главной причиной отказа большей части белой эмиграции от попыток возвращения на родину. Умственный и физический потенциал эмигрантов и их потомков был со временем востребован не нашей страной, а ее соперниками — зарубежными государствами. Миллионы наших изгнанников оплодотворили хозяйственное и культурное развитие ряда стран.

Вкратце напомним в этой связи имена предпринимателей — Захарова (инвестиционный бизнес), Макарова (судостроение) и Смирнова (пищевая промышленность); инженеров-изобретателей — Зворыкина (телевидение), Северского и Сикорского (авиация); ученых Бердяева, Вернадского, Ильина, Карсавина, Леонтьева, Пригожина и Сорокина; композиторов — Гречанинова, Рахманинова и Стравинского; писателей — Аверченко, Бунина, Дрю-она, Зайцева, Замятина, Мережковского, Набокова, Сименона (Семенова), Труайя (Тарасова), Тэффи и Шмелева; публицистов Мельгунова, Милюкова и Солоневича; деятелей театра и кино — Вадима (Племянникова), Вуд (Захаренко), Мозжухина, Оссеина, Устинова, М. Чехова, О. Чехову и Шаляпина; плеяду артистов балета и хореографов — Дягилева, Нижинского, Павлову, Фокина; политика, ставшего премьер-министром Франции — Пьера Береговуа (Берегового).

Отдельного упоминания заслуживает военная часть нашей эмиграции. Бывшее белое офицерство составило значительную часть французского Иностранного легиона и персидской армии. В Болгарии оно помогло предотвратить коммунистический переворот 1920-х годов. В Латинской Америке группа белоэмигрантов помогла Парагваю выиграть войну с Боливией и заняла высокое положение в парагвайской элите.

То, что наши изгнанники оказались востребованными зарубежьем и стали служить другим государствам, никак не укрепляло позиций нашей страны.

Возвращение советской власти к «политике отмщения» со временем обернулось одним из фундаментальных просчетов большевистской верхушки. Оно усилило непримиримость той части белой эмиграции, которая мечтала о реванше и полном восстановлении старой России. В итоге часть военных кадров Белого движения и литераторов эмиграции закрепилась не только на антибольшевистских, но и на антинациональных позициях. Генералы-эмигранты Бискупский, Лампе, Шкуро, атаманы Краснов и Семенов стали поклонниками Третьего рейха и Гитлера, а Семенов кроме того сотрудничал с Японией.

Поэтесса З. Гиппиус в эмиграции воспевала будущую расправу с красными — их казни через повешение. Престарелый литератор Д.С. Мережковский даже будучи тяжело больным выступал по германскому радио с предсказаниями военного разгрома СССР. А поэт Г. Иванов планировал возвращение на родину в обозе германских войск.

Испанская гражданская война, в которой советские граждане (до 5000 чел.) и белоэмигранты (менее 100 чел.) сражались во враждебных лагерях, позволила советским правящим кругам дополнительно нагнетать неприязнь к бывшим белым. Советская публика информировалась о службе некоторых офицеров-эмигрантов у Франко (пьеса и кинофильм «Парень из нашего города», 1939–1940). Их литературной основой послужили работы К.М. Симонова, делавшего карьеру в комсомольской и армейской печати.

Зато об участии других бывших белых в боях на стороне Республики (порядка 50 чел.) советские средства информации хранили молчание. Ведь белые давно были объявлены противниками прогресса и народных масс. Следовательно, никому из них «не полагалось» быть на стороне демократической Республики.

(Заметим, что именно в Испанской Республике красные — офицеры РККА и НКВД и отдельные белоэмигранты — впервые оказались в непривычной роли собратьев по оружию в борьбе против общего врага — испанских националистов.)

Путь к элементарному пониманию между бывшими красными и бывшими белыми открыла полная драматических парадоксов Вторая мировая война.

Если в Испании основы такого понимания были созданы уклонением Франко от вступления в войну, то в России и в русском зарубежье оно сложилось в ходе борьбы СССР против нацистской агрессии. Огромное большинство рассеянных по разным континентам русских эмигрантов отказалось после 22 июня 1941 года от сотрудничества с Германией и Японией и выразило в той или другой форме симпатию к Отечеству.