Читать книгу "Яков Блюмкин. Ошибка резидента - Евгений Матонин"

О «слишком свободной» жизни Луначарского и Розенель ходило множество анекдотов и сплетен. «Пролетарский поэт» Демьян Бедный не раз злословил по их поводу. Однажды он напечатал эпиграмму:

Законный брак — мещанство? Вот так на! А не мещанство — брак равнять с панелью? Нет! Своего рабочего окна Я не украшу… Розенелью!

Здесь смысл в том, что «розенель» — это одно из названий герани, а герань, как фикус и канарейка, в 1920-е годы считалась атрибутом мещанства.

В другой раз эпиграмма Бедного касалась спектакля «Бархат и лохмотья» по пьесе самого Луначарского, а играла в нем, естественно, его жена. Эпиграмма гласила:

Ценя в искусстве рублики, Нарком наш видит цель: Дарить лохмотья публике, А бархат — Розенель.

Тут уж нарком не остался в долгу и ответил:

Демьян, ты мнишь себя уже Почти советским Беранже. Ты, правда, «б», Ты, правда, «ж». Но все же ты — не Беранже.

Рассказывали также, что однажды, когда молодая жена приревновала наркома к какой-то из дам, (а это происходило довольно часто и не без оснований), тот ей серьезно ответил: «Извини, Наташа, но главный человек в моей жизни — Ильич». Правда, тут же поспешил добавить: «Но тебя я тоже люблю». Ленина Луначарский любил искренне и считал своим долгом написать о нем книгу. Наталья Розенель любила рассказывать, как Луначарский в одном из выступлений сослался на Ленина, а кто-то из присутствовавших возмутился: «Ленин этого не говорил!» Нарком выдержал паузу и мягко ответил: «Вам не говорил, а мне говорил».

Впрочем, Ильич относился к нему с некоторой иронией, критиковал за всякие разные «богоискательства», «богостроительства», «интеллигентскую мягкотелость» и называл его «миноносец „Легкомысленный“».

На дверях квартиры Луначарского до сих пор сохранилась табличка с надписью: «Народный комиссар просвещения дома по делам не принимает». Разумеется, к гостям его «салона» это не относилось. Не относилось это и к его соседу Блюмкину, который, по слухам, часто бывал у наркома.

Вполне возможно, что в «салон Луначарских» он попал благодаря своему давнему знакомству с Натальей Розенель. Во всяком случае, их пути могли пересекаться. В 1919 году она училась на юридическом факультете и в театральной студии в Киеве. В начале 1920-х часто бывала в московских литературных кафе, неплохо знала Есенина и Шершеневича. В 1924 году Розенель и Луначарский проводили отпуск в Грузии. Словом, случаев познакомиться с Блюмкиным у нее имелось предостаточно.

Как бы там ни было, Блюмкин появлялся в квартире Луначарского. У него же он познакомился и с родственницами Натальи Розенель — ее племянницей, 22-летней Натальей Сац, и двоюродной сестрой — девятнадцатилетней балериной Большого театра Татьяной (Татой) Сац.

Они обе станут в будущем известными людьми. Наталья — первой в мире женщиной — оперным режиссером, Героем Социалистического Труда, народной артисткой СССР, лауреатом Государственной, Ленинской и других премий, создателем и руководителем первого в мире детского театра. А Татьяна — балетмейстером, режиссером-постановщиком цирковых шоу, хореографом, работавшим с известными советскими фигуристами. Но тогда, в 1925-м, обе они, похоже, заглядывались на «легендарного террориста».

О том, что Наталья Сац была знакома с «коллегами» и друзьями Блюмкина, она упоминает в своих мемуарах «Новеллы моей жизни», рассказывая, что бывала в знаменитом в 1920-е годы кафе «Стойло Пегаса» и водила дружбу с военными. «Я подружилась с выпускниками Академии Генерального штаба Брагинским, Бойцовым, Урицким[50], Петровским», — вспоминала она. Мемуары Наталья Сац писала в 1960-е, и упоминать среди своих знакомых Блюмкина она, конечно, не могла.

Ну а с Татьяной Сац у Блюмкина, похоже, был настоящий роман. Напомним, что именно в этом 1925 году он расстался с Татьяной Файнерман. Может быть, новая Татьяна и стала причиной этого разрыва. «В одном из московских частных архивов хранится пачка любовных посланий Якова, адресованных Тате, — сообщает историк Ярослав Леонтьев. — А. С. Велидов в устном разговоре сообщил, что при аресте Блюмкина у него были отобраны ответные письма Т. Сац». С 1955 по 1991 год Алексей Велидов работал преподавателем в Высшей школе КГБ, поэтому его свидетельство может заслуживать внимания. Вот только где сейчас эти письма?

* * *

Все, что говорилось выше, — более или менее правдоподобно. Перейдем теперь к легендам и прочим, мягко говоря, рассказам о роли Блюмкина в судьбах некоторых членов семьи Луначарского. В них «бесстрашный террорист» выглядит зловеще. А попросту говоря, убийцей.

Луначарский, сначала благосклонно относившийся к визитам соседа, затем якобы резко охладел к нему и запрещал своим молодым родственницам пускать его даже на порог. «Этот человек плохо кончит! — вроде бы говорил он. — Это авантюрист и убийца!» И, как гласит эта версия, нарком не ошибся.

У Натальи Сац была младшая сестра Нина. Она писала стихи. Нина трагически погибла — она была убита на пляже в Евпатории. Сегодня достаточно вбить в любом интернет-поисковике слова «Блюмкин и Нина Сац» и через считаные минуты можно получить результат. Вот такой, к примеру:

«Нина, тихая, кроткая девочка, влюбилась в Блюмкина с безоглядностью и самоотречением. Все ее стихи того времени, впоследствии изданные Натальей Сац, полны признаний в собственной „незаметности“ и „ничтожности“ на фоне величия и могущества ее избранника.

Некоторое время спустя она поехала на юг для свидания с Блюмкиным и была убита при загадочных обстоятельствах. Ее обнаружили задушенной на берегу моря. Виновных не нашли. Или Блюмкин сам свел с ней счеты, проболтавшись о чем-то важном, или кто-то предупреждал таким страшным образом самого Блюмкина о том, что его ждет.

Во всяком случае, в своих мемуарах „Новеллы моей жизни“ Наталья Сац отзывается о Блюмкине как о прямом виновнике гибели своей сестры (хотя нигде не называет его, поскольку в 1970-е на Блюмкина предпочтительнее было лишь намекать). Словом, гибель преследовала его и всех, с кем пересекался его путь».

Этот рассказ с теми или иными вариациями бродит по многочисленным интернет-публикациям, журнальным и газетным статьям и даже книгам, в которых излагается биография Блюмкина. Где и когда рассказ об этой истории появился впервые — уже трудно сказать, да это, наверное, и не так важно. Удивительно другое — авторы этой версии почему-то не замечают многочисленных и очевидных ее нелепостей.

Начнем с мемуаров Натальи Сац. Она пишет, что у Нины был роман с неким Серафимом, «странным человеком со странной биографией. Прежде — монах, потом — офицер, после — артист… В то время… он полностью изолировал себя от женщин, углубился в сочинения Платона. Его зеленые глаза напоминали тряское болото». Якобы этот самый Серафим и ждал Нину в числе других знакомых в доме ее матери — в Евпатории, рядом с маяком.