Читать книгу "Параджанов - Левон Григорян"

Но давайте вернемся к финалу фильма.

Итак, бедный поэт, так ничего и не заработав ни на свадьбах, ни во дворцах, мечтает вернуться домой. Исполняется срок его тысячедневного обещания.

У Параджанова в фильме поэт не забыл возлюбленной. Но кто ему поможет? Осталось три дня до обозначенного срока, а идти до Тифлиса месяца три. Алид и Валид, как всегда, испарились, когда нужна помощь.

Но помощь приходит! Это мчится на своем белом коне покровитель влюбленных святой Саркис! В этом его неожиданном появлении Параджанов обращается к армянской версии известной сказки. Посадив ашуга на своего коня, святой Саркис переносит его в Тифлис.

Радостно и громко, словно в гуцульские трубы, дуют в свои раковины Алид и Валид, оказавшись тут как тут. Крутится на фоне их полета земной шар. Весь мир прошел Ашик-Кериб, чего только не увидел, чего только не испытал! И вот он снова дома…

Дальше, как и положено в сказках, все хорошо. Вылечив от слепоты мать и получив свою любимую куклу, свою обожаемую Магуль, он радостно танцует и идет с сестрой в сад с белыми гранатами, чтобы выпустить белую голубку. Голубка взлетает и садится… на съемочную камеру (найденный саз?). Возникают тифы: «Посвящается светлой памяти Андрея Тарковского»…

Так необычно и щемяще заканчивается последний фильм Параджанова…

Смерть Тарковского (28 декабря 1986 года) глубоко потрясла Параджанова. Почему-то именно 9 января 1987 года, в день своего рождения, он неожиданно для друзей устроил в своем доме поминки по Тарковскому.

Приступая в наступающем году к съемкам «Ашик-Кериба» и слагая свою версию старой сказки, он, думается, весьма не случайно с такой болью рассказал, как трудно быть художником. Кто знает, сколько из личных, сокровенных бесед с Тарковским отражено в фильме…

В этой связи вспоминается и такой исповедальный, глубоко биографический фильм Тарковского, как «Зеркало». Мало кто знает, что Тарковский снялся в одном из эпизодов. У постели больного собрались друзья, звучат сочувственные реплики. «Ах, оставьте, — говорит больной (лица Тарковского не видно, только рука, выпускающая птицу), — я всего лишь хотел быть счастлив…»

Трудно убежать от мысли, что птица, которую выпускает Тарковский, и птица, выпущенная поэтом Ашик-Керибом и садящаяся на камеру, это, по сути, единый монтажный стык. Из разных фильмов, но объединенный единой болью. Полет одной птицы подхвачен другой.

Читая опубликованные дневники Тарковского, входя в сложную лабораторию его творчества, нельзя обойти стороной и многократно отраженную здесь бытовую тему. Как трудно жить! Как много долгов… семейных неурядиц и всего, всего… «Я всего лишь хотел быть счастлив!»

Горечь этих слов так знакома Параджанову. Он обожал устраивать пиры и делать щедрые подарки. Но тем, кто входил в его гостеприимный дом не гостем, зачастую приходилось сразу бежать в расположенный рядом крохотный магазинчик. Купить хлеб, сыр, молоко, яйца. Ибо в его доме чаще всего было хоть шаром покати.

Счастье — это не всегда только духовная субстанция. Иногда это элементарное желание иметь элементарное… то есть то, чего так часто не хватало и Тарковскому, и Параджанову…

В этой связи хочется еще раз подчеркнуть разницу показанных им двух восточных поэтов: Саят-Новы и Ашик-Кериба. Какой там придворный поэт, какие высокие материи…

У Ашик-Кериба элементарное, бытовое желание — собрать денег на свадьбу! Преодолеть душащую его нищету.

Если бы Параджанов вел дневник, можно смело утверждать, что и здесь мы встретили бы такие же горькие страницы, посвященные долгам и нищете. Так удивительно скорбно отмечая свой день рождения 9 января 1987 года, еще только приступая к работе над новым фильмом, он, по сути, мистически заглянул в Бездну… Вызвал ее…

Уже завершив работу и привезя «Ашик-Кериба» в Мюнхен, он не смог на премьере сдержать слез и попросил зал почтить минутой молчания память Тарковского, которому он посвятил свой фильм. Все это не случайные факты…

Не случайно и то, что он посвятил памяти Тарковского несколько коллажей. Сделал даже большую композицию: человек в черной траурной маске скорбно несет белую фигуру. Эта аллегорическая «Пьята» также посвящена памяти Тарковского и полна какого-то трагического духа, связывающего двух великих художников. К сожалению, она исчезла из музея Параджанова в Ереване, где когда-то была выставлена. История эта смутная и непонятная, остается надеяться, что уцелевшие фотографии сохранили эту удивительную работу и когда-нибудь ее удастся восстановить.

Как бы ни был интересен и занимателен театр абсурда, который развернул Параджанов в своем фильме, главное, что подкупает в нем, — это Исповедь Художника о себе и о жизненных проблемах. Как хочется быть счастливым! И как это трудно… Даже в элементарном. Иметь постоянную работу. Быть выслушанным. Не развлекать слепых и глухих.

И Тарковский, и Параджанов стали всемирно известными ашугами еще при жизни, но всю жизнь при этом оставались — гарибами… То есть бедными и одинокими при всем шуме вокруг их творений. Все дивиденды (и весьма приличные) достались уже не им. Не сотворившим чудо и украсившим своими произведениями этот мир, а другим, возникшим в большом количестве вокруг них, — после них. Может, потому, что они всегда были — тарифы, то есть — наивные…

Как уже говорилось, «Ашик-Кериба» Параджанов уже снимал без свойственной ему кипучей энергии, уже усталым, возможно, даже больным. Энергии прежней не было, и это неудивительно, потому что были в жизни и душная камера, и холодные ночи на нарах, был многолетний диабет и еще куча болячек, были долгие годы нищеты…

Зато с высоты своей поразительной интуиции он по-прежнему умел заглядывать в будущее. Здоровье стало подводить, но интуиция — никогда!

В Мюнхене, попросив почтить память Тарковского, он сказал вещие, к сожалению, слова: «Я так люблю этот фильм, что хочу, чтобы он был у меня последний… Художник должен знать, когда он должен уйти…»

Зачем так настойчиво заглядывал в бездну? Почему так печально начал и кончил эту счастливую сказку? Ведь в тот радостный день еще ничто не предвещало беды. Был, наоборот, радостно и восторженно встречающий его Мюнхен. Он был здоров, а впереди ждал еще один новый фильм. Наконец открывалась возможность снимать давно выношенный проект — «Исповедь»! Но об этом чуть позже. Сейчас закроем тему «Ашик-Кериба». Да, усталость в этой картине, безусловно, чувствуется. И об этом тоже надо сказать…

Несмотря на то, что в картине действует замечательный актерский ансамбль: Софико Чиаурели (Мать), Рамаз Чхиквадзе (Надир-хан), Бая Двалишвили (Сестра), в ней нет того, что всегда было самой сильной стороной фильмов Параджанова — удивительного сочетания пластических и психологических задач. Запоминающихся образов в картине тоже нет. Актеры все правильно делают, выполняют поставленную задачу, и только. Очень часто встречаются преувеличенные акценты, элементы наигрыша. Но это, допустим, входило в правила восточного театра. Именно такое действие перед нами — условный, своеобразный театр кукол, марионеток. Зато исполнитель Ашик-Кериба Юрий Мгоян явно не вписывается даже в такие правила игры.