Читать книгу "Екатерина Дашкова - Александр Воронцов-Дашков"

Городская жизнь в Москве и удовольствия высшего общества потеряли для нее свою привлекательность; она описала посещение маскарада, который был «противен и моим принципам, и моим чувствам»[659]. Как только погода позволяла путешествовать, она отправлялась из Москвы в Серпухов, где часто ночевала в собственном доме, а оттуда уже ехала до тех пор, пока не пересекала речку Протву и не прибывала в Троицкое. Туда она въезжала по липовой аллее, оставляя церковь справа, а затем через ворота к главному дому, стоявшему на высоком берегу на изгибе реки. Дорожка вела к югу от дома, через березовую рощу к небольшому холму, где Дашкова воздвигла гранитный обелиск на четырех сферах в честь Екатерины и дворцовой революции 1762 года. Все же она не могла расстаться с надеждой, пусть призрачной, что Екатерина не сможет обойтись без нее и поймет, что Дашкова стала жертвой ревности и обмана. Рядом с монументом было небольшое возвышение, которое она называла своим «Парнасом». Это был холм метров в двенадцать высотой в центре парка со спиральной тропой, ведшей к бельведеру на вершине. Там Дашкова любила сидеть, читать и смотреть на долину Протвы и Калужскую дорогу, проходившую недалеко от дома. Она ждала курьера, который привез бы ей приказ немедленно явиться в столицу. Из Петербурга между тем приходили лишь сплетни и письма о возможном приглашении княгине сопровождать внучку Екатерины Александру в Швецию на свадьбу с королем Густавом IV. Но свадьба Александры не состоялась, а курьер так и не приехал.

Потрясенная, она внимательно следила за событиями во Франции от кровавого террора к Директории и появлению Наполеона Бонапарта. Она когда-то надеялась, что Просвещение принесет либеральные реформы, а не революцию. Дашкова не отказалась от идеалов Просвещения, которым следовала с юности, но эксцессы французской революции шокировали ее не только потому, что угрожали экономическим основаниям ее жизни и ее социальному положению, но и потому, что она отрицательно относилась ко всем формам насилия. В конце двухлетнего отпуска Дашкова написала императрице 27 августа 1796 года, попросив продлить его еще на год, ссылаясь на плохое здоровье как на причину[660]. Письмо было получено 4 сентября 1796 года, а через неделю Екатерина ответила, разрешив запрошенное продление с сохранением полного содержания[661]. Но через несколько месяцев «ужасный удар постиг Россию» и «чуть не свел» Дашкову «в могилу» (197/184).

Шок от смерти Екатерины 6 ноября 1796 года был настолько силен, что вызвал у княгини нервическую реакцию и бессонницу, и она решила немедленно ехать в Москву. Там она обратилась за советом к докторам, которым не доверяла, и ей приставили пиявки, чтобы «восстановить более спокойное и правильное кровообращение» (199/185). Для Дашковой восхождение на трон Павла означало наступление времени, когда «общество оказалось во власти ужаса и тревоги, ставших постоянными чувствами каждого. Не было семьи, где не оплакивали бы какой-нибудь жертвы. Муж, отец, дядя видели в жене, сыне, в наследнике доносчика, из-за которого они могли погибнуть в казематах крепости или в глубине Сибири» (197/184). Павел слишком долго ждал своего прихода к власти; теперь, в возрасте сорока двух лет, он мстил своим врагам, тем, кто были союзниками его матери.

За исключением Дашковой, Павел благоволил ко всему семейству Воронцовых — ведь они поддерживали его отца. Император смотрел на Семена, который с 1785 года жил в Англии, с большим расположением из-за действий его в 1762-м. Он предложил Семену пост вице-канцлера, но тот предложение отклонил. Тем не менее в 1799 году Павел, который был гроссмейстером Мальтийского ордена, наградил Семена Большим крестом. В том же году, после смерти А. А. Безбородко, Павел предложил Семену пост российского канцлера — самый высокий государственный пост в стране. Семен применил все свои дипломатические навыки и вновь отклонил приглашение вернуться на службу в Россию. На сей раз император разгневался и 22 мая 1800 года освободил Семена от всех его служебных обязанностей. Затем царь приказал конфисковать его собственность в России, но все действия против Семена прекратились с концом царствования Павла.

Преследование Дашковой началось почти сразу с получением ею указа Сената от 12 ноября 1796 года, которым император отстранил ее от «управления порученных ей мест» и утвердил назначение Павла Бакунина, которому было тогда двадцать лет, директором Академии наук[662]. Так закончилось правление Дашковой; во время службы она была одним из самых преданных и энергичных поборников и организаторов российской науки, литературы и образования. Академик Я. К. Грот заключил, что «несмотря на некоторую шероховатость своего характера, на излишнее честолюбие и тщеславие, она прошла свой блестящий путь честно, выполняя необычайную для женщины задачу добросовестно и успешно, и приобрела неоспоримое право на видное место в ряду деятелей, оказавших истинные услуги русскому образованию»[663]. Менее чем через два года академики восстали против своевольного правления Бакунина; он ушел, а пост директора упразднили. В том же году Г. Л. Николаи стал президентом Академии наук, однако отказался принять президентство в Российской академии, поскольку не очень хорошо говорил по-русски. В течение некоторого времени Российская академия оставалась без руководителя.

Дашкова приехала в Москву утром 4 декабря 1796 года, и Александр, которого беспокоили ее здоровье и благополучие во время царствования Павла, вскоре присоединился к ней. Павел готовился к поездке в Москву для коронации и решил выслать Дашкову из города и заточить ее в Троицком. 1 декабря, менее чем через месяц после смерти Екатерины, Павел написал Михаилу Измайлову, главнокомандующему Москвы, приказывая ему напомнить Дашковой о перевороте 1762 года и отправить ее в ссылку. «Извольте смотреть, чтобы ехала немедленно», — потребовал Павел[664]. Дашкова только расположилась в своем московском доме, когда Измайлов вызвал ее и сообщил, что по приказу его величества императора она должна безотлагательно вернуться в Троицкое, чтобы она там «на-памятовала бы происшествия, случившегося в 1762 году», другими словами, вспомнила о своих действиях, которые лишили трона и привели к убийству его отца[665]. Согласно анекдотическому рассказу А. Т. Болотова, Измайлов приказал Дашковой отправиться в двадцать четыре часа, а она ответила, что будет готова уехать через двадцать четыре минуты, и покинула Москву прямо в его присутствии[666]. На самом деле, 4 декабря 1796 года Измайлов написал Павлу, что передал Дашковой императорский приказ немедленно покинуть Москву. Дашкова ответила, что уедет через три дня, а затем Измайлов удостоверил ее отъезд из Москвы 6 декабря, примерно после часа ночи[667].