Читать книгу "Королева четырех королевств - Принцесса Кентская"

Я до сих пор в Неаполе. Альфонсо осадил город, и в течение семи месяцев мы держали оборону – жители проявляли при этом чудеса храбрости. Тяжело смотреть, как страдают мои добрые неаполитанцы. Многие отправили свои семьи за пределы города, и в нем остались только мужчины, способные сражаться. Королевский замок был построен много лет назад и рассчитан на то, чтобы выдержать подобную осаду, и под ним есть несколько небольших тоннелей, через которые нам поставляют еду и порох. Но с каждой неделей людям за городскими стенами все сложнее нас снабжать. И наконец сегодня пять моих старших капитанов попросили встречи со мной.

Они с глубоким сожалением сообщили мне о том, что еда и порох подходят к концу и наше положение стало безвыходным. И дали мне понять, что мне ни при каком раскладе нельзя попадать в плен. На короля Франции будут давить, чтобы он выплатил огромный выкуп за мою жизнь или за жизнь горожан. Как больно мне было слышать, что я больше ничего не могу сделать, и осознавать, что они совершенно правы! Они потребовали, чтобы я покинул Неаполь, пока это еще возможно, и протянули мне бумагу, подписанную всеми капитанами: она гласила, что им придется открыть ворота, и будет лучше, если меня не будет в городе. Я так и застыл, когда понял – хотя, честно говоря, я это предвидел, – что мне придется оставить свое королевство и бросить своих людей на произвол судьбы. Я был вынужден согласиться на их требования. Теперь я готовлюсь бежать из города тем путем, который, кажется, построили другие правители много лет назад.

Иоланда снова и снова перечитывает этот отрывок, чувствуя острую боль за сына: Рене прекрасно осознавал, как кузен-завоеватель обойдется с его людьми. Подумать только – быть изгнанным из города собственными капитанами! Он вынужден бежать, не только чтобы спастись самому, но и затем, чтобы им не пришлось страдать еще сильнее, если его возьмут в плен. «Бедный мой сын!» Как ей хочется обнять его, сказать, что не все люди – герои, что война – это не благородное искусство, что смерть может прийти мгновенно, внезапно и несправедливо. Неужели он до сих пор не усвоил этот урок? После того, как с ним обошелся герцог Филипп, как он может до сих пор верить в рыцарство?

Она читает дальше:

Перед уходом я попросил солдат собраться на плацу, а капеллана – отслужить мессу. Каждый обнажил голову, преклонил колени и принял Святое Причастие. После службы я прошел сквозь ряды, пожимая солдатам руки, хлопая их по плечам, пытаясь при этом улыбаться и не плакать. Мне не нужно было ничего говорить – все знали, что я ухожу, и понимали почему. Многие и сами не могли сдержать слез. Они – все мы – сделали все, что было в наших силах, но теперь пришел конец: конец моему королевству, конец их свободе, конец нашим надеждам и мечтам. Никто из нас не сомневается, какое будущее ждет город, отказавшийся подчиняться человеку, который считает себя его законным правителем. Альфонсо Арагонский жестоко отомстит Неаполю, в этом мы уверены.

Иоланда в тревоге ждет следующего гонца. Что случилось? Удалось ли Рене сбежать? Она ходит туда-сюда по коридорам и заламывает руки. Кончился тот покой, которому она еще недавно радовалась. Две недели она живет в страхе, сердце ее трепещет в ожидании новостей – и все же она молит, чтобы они поскорее пришли.

И вот наконец письмо. Иоланда дрожащими руками разрывает конверт. Оно от Рене, написано его собственной рукой. Он жив!

Матушка, я жив, но сгораю от стыда. Я уже не король, а так, одна пустая оболочка. Когда я вышел, чтобы попрощаться со своими верными капитанами, я не смог вымолвить ни слова: во рту у меня пересохло, и только слезы продолжали катиться по щекам. Я стоял на крепостной стене и махал своим людям рукой, а они салютовали мне. Потом я развернулся – и уже не нашел в себе сил оглянуться назад. Двое из моих капитанов провели меня через череду помещений внутри стены, открывая и закрывая двери; наконец мы оказались в небольшой комнате с колодцем посередине. Они сняли крышку, я заглянул внутрь и увидел узкую железную лестницу. На меня надели прочный кожаный фартук, такой же закрепили на спине и связали их на поясе. Оба капитана опустились на колени, и я ненадолго возложил каждому руку на голову. Никто не проронил ни слова. Я забрался в колодец и стал спускаться по лестнице. Через несколько минут ступеньки закончились, и туннель свернул направо. Как мне было сказано, я сел, оттолкнулся от пола и отклонился назад, слегка приподняв голову. Вскоре я почувствовал, что скольжу вниз по гладкому полу туннеля – все быстрее и быстрее. Я почувствовал запах моря. Через несколько минут туннель выровнялся, но я продолжал скользить, хоть и медленнее. Я еще какое-то время спускался вниз, и, когда я набирал слишком большую скорость, туннель снова выравнивался. Вдруг я увидел впереди свет – и вскоре приземлился ногами в мягкий песок.

Кто-то осторожно помог мне подняться. Я моргал, пытаясь привыкнуть к яркому свету, и услышал голос: «Все хорошо, сир, вы выбрались из города, вы в безопасности. Нас прислал ваш друг Жак Кер. Его корабль ждет чуть поодаль, в гавани. Мы готовы отвезти вас туда на лодке. Это хорошее, крепкое судно. Все будет в порядке». Они говорили со мной как с ребенком или с умалишенным – видимо, я казался им тем или другим, а может, обоими сразу. Они сняли с меня кожаные фартуки, которые помогли мне не пораниться, пока я спускался по туннелю, и дали мне воды. Постепенно чувства вернулись ко мне. Этому поспособствовал и свежий ветер с моря, который дул мне в лицо. Но, посмотрев наверх, я увидел замок – на его стенах стояло несколько человек, которые, убедившись, что я спасся, помахали мне рукой. И я опустил голову.

«Бедный мой, дорогой сын! – думает Иоланда. – Как же мне за него больно!»

Судя по всему, один из кораблей Жака Кера, с виду вполне невинное торговое судно, стоял в гавани, дожидаясь Рене; и этот корабль был отлично вооружен, как и его команда. Как только Рене поднялся на борт, был дан приказ сниматься с якоря. Вскоре после этого Альфонсо Арагонский пришел со своими войсками и захватил город.

Дом Анжу уже не вернется в Неаполь.

Рене в безопасности. Иоланда снова может дышать спокойно. Но к чувству облегчения примешивается горечь. Еще одна безуспешная попытка; еще несколько напрасных смертей – и трат. Она не может себе представить, что должно случиться, чтобы кто-нибудь из дома Анжу смог теперь изгнать арагонцев из Неаполя. Чары рассеялись, химера исчезла.

Но, по крайней мере, ее сын направляется домой. Иоланда улыбается при мысли об этом и вздыхает: он решил задержаться в Италии, чтобы проникнуться тамошним искусством и познакомиться с местной знатью. И Иоланда понимает: ему стыдно показываться ей на глаза.

Осознание того, что Рене в безопасности, позволило Иоланде ослабить поводья, которые она все это время держала туго натянутыми, не давая себе поблажки. Железная воля вела ее вперед и позволила решить главную задачу – сделать так, чтобы самый дорогой из ее детей остался целым и невредимым. Теперь она чувствует, что дни ее на исходе. Она отлично помнит, как Людовик перед смертью собрал все силы, чтобы продиктовать ей завещание и последнее признание в любви. Теперь она тоже хочет оставить несколько слов своим детям и детям своих детей, чтобы эти слова поддержали их, если в том возникнет нужда, и помогли разобраться в ее поступках, иные из которых могли бы показаться им странными. Она пишет: