Читать книгу "Файролл. Снисхождение. Том 1 - Андрей Васильев"

– Скучно? – подала голос Таша.

– Неконкурентоспособно? – отметилась и Вика.

– Шлямбур? – высказала свою версию и Шелестова.

– А при чем тут шлямбур? – изумился я причудливости хода её мысли.

– Не знаю, – пожала плечами она. – Слово красивое, как-то услышала его, вот и запомнила. Кстати, никто не знает, что это такое?

– Это – графомания, – пугающим шепотом сообщил нам Максимилиан. – Представляете! Мне это сказало уже три человека! Три!

– Так шлямбур – это другое название графомании? – изумилась Елена. – Ну надо же!

– Как жить теперь? – приложила руки к щекам Вика. – Боже! Боже!

– Надо яду будет достать, – деловито сказал Стройников Самошникову. – И то – как после такого жить? Ксю, ты с нами? Третьей самоубиваться будешь? Или предпочтешь по старинке – ванна, бритва и ты голенькая, бледненькая и красивая лежишь в багряной воде?

– Дурак! – щеки Ксюши заалели.

– Но я вам помогу, – Максимилиан гордо подбоченился. – Я знаю, что делать!

– Ну-ну, – заинтересовался я, жестом приказывая всем замолчать. Мне было правда интересно, что предложит это существо.

– Мы поменяем лицо нашего издания, – махал руками Серебряный. – Кому нужны эти описания квестов, кому нужны все эти викторины! Нет! Эпатаж – вот что нас спасет! Мы шокируем публику откровениями!

– Просто из любопытства, – покашляла в кулак Вика. – Какого толка будут эти откровения?

– Игрок и монстр, – раздвинул руки, как бы обозначая заголовок Максимилиан. – Не убийца и жертва, а два сердца, нашедших друг друга. Любовь и смерть! Как вам? Думаю, разработчики пойдут нам навстречу. А ведь монстр может еще и родить от игрока, виртуально, разумеется! И это только одна из моих идей! Вот еще…

– Не надо больше! – попросила его Таша. – Пока – хватит!

– Если б я имел коня – это был бы номер, – пробормотал Стройников.

– Если б конь имел меня – я б, наверно, помер, – поддержал его Самошников.

– И все же! – визитер разошелся, от него пошел запах пота, его не перебивала даже дорогая парфюмерия. – Можно организовать марафон любви игроков. Пусть они пройдут парадом по улицам главных городов Файролла. Пусть они будут голые!

– Мне уже не страшно, – порадовала нас Ксюша. – Теперь мне жутко! Я в эту игру в жизни не пойду больше, лучше пусть меня уволят!

– Звонить? – Вика уже держала телефон в руке. – Тут ведь явная клиника, тут нужны крепкие ребята и машина с красным крестом.

– Скажите, Максимилиан, – я с интересом смотрел на изрядно вспотевшего спасителя «Вестника Файролла». – Так откуда вы приехали?

– Из Петербурга, – насупился он. – Там меня не поняли. И это – странно! Я – Серебряный! Серебряный, слышите меня? Серебряного не поняли на родине серебряного века поэзии!

– Действительно – безобразие, – посочувствовал я ему.

– Да. – Его искусно оттененные глаза наполнились слезами. – Они не слышали мою душу. А вы? Вы слышите ее?

– Еще как, – заверил его я. – А еще я слышу шаги в коридоре. Это идет наш сотрудник, и в этом ваша серьезная проблема.

– Отчего? – удивился Максимилиан.

– Да как вам сказать? – я сочувственно похлопал глазами. – Он в ВДВ служил, а там к тонким душевным материям отдельных мужчин относятся без понимания. Более того – с предубеждением.

– Бежать тебе надо, касатик! – поняла, о чем идет речь Елена и моментально включилась в игру. – Не пожалеет ведь он тебя! Зашибет – и идеи твои прогрессивные, на других не похожие, слушать не станет.

– И правильно сделает! – даже не подумала подыграть нам Вика. – Да за такие идеи убивать и надо!

Надо заметить, что шаги в коридоре и впрямь были, причем такие, тяжелые. Уж даже и не знаю, кто там так топал, может – мои охранники? В последнее время они оставались внизу, в машине, у дверей кабинета больше не отирались. Уж не знаю почему.

Максимилиан тревожно заозирался, недобро поглядывая на Вику.

Тем временем шаги смолкли, остановившись у нашей двери.

– Интрига, – причмокнул Петрович. – Задался день!

– Это Командор, – обреченно произнесла Ксюша. – По крайней мере, я всегда это представляла себе именно так.

– В залог прощенья мирный поцелуй! – немедленно отреагировал Стройников, поворачиваясь к ней и сложив губы «гузкой». – Один, холодный, мирный!

– Дурак! – сообщила ему Ксюша, но таким тоном, что я бы на месте Геннадия призадумался о том, что Пушкин таки сработал.

Дверь распахнулась и за ней мы увидели… Спину. Причем не просто «спину», а спину Жилина, он открыл дверь ногой, поскольку руки у него были заняты бутылью с водой для кулера.

– Беги, Максимушка, – по-отечески напутствовал Петрович совсем уже опешившего нашего спасителя. – Он ведь такие бутыли каждый день таскает, пешком, по лестнице. Силу свою преумножает.

– А это чего такое тут? – сказал тем временем багроволицый Серега, поворачиваясь и меряя взглядом с головы до ног Максимилиана. – Что за кунсткамера?

Мне всегда было непонятно, что делать с вот такими визитерами, как этот Серебряный. С одной стороны – гнать их, конечно, надо в шею, чтобы работать не мешали. С другой – человек ведь от чистого сердца помощь предлагает. А что он вот такой – так это не вина его, а беда. Нет, посмеяться над ним – это святое, но при этом выпроводить его надо так, чтобы ему не слишком обидно было. Ну, и еще так, чтобы он больше никогда не возвращался, поскольку идеи у него и впрямь жуткие. Плюс – половая ориентация у него для нас не сильно подходящая.

И еще – охране на посту фитиля вкрутить. Я понимаю – они там поржали. А если бы он и вправду кусаться полез?

– Серега, не смей! – заорал я Жилину, одновременно с этим подмигивая ему. – Не вздумай калечить этого представителя нетрадиционной молодежи!

– Зашибу-у-у-у-у! – верно понял меня Жилин, вздымая над головой бутыль с водой. – Ой, зашибу! Ой, что здесь сейчас будет! Девки, зажмуривайтесь, сейчас этого здесь расплескает по всему помещению!

– Беги, Максимка! Беги, тебе говорят! – неожиданно басом рявкнул Петрович. – Мы его задержим!

Я подскочил к Сереге, который так и держал на вытянутых вверх руках баллон с водой и строил страшные рожи совсем уже опешившему Максимилиану.

– Бегите! – проорал ему и я. – Он у нас главный, мы на него работаем. Не поймет он ваших прогрессивных идей, так что уж будем жить, как жили, будем тут помаленьку догнивать. А вы идите, ищите себя. Идите – и не возвращайтесь!

– Не надо, Сереженька-а-а-а-а! – в голос завыла Шелестова, прижав пальцы с безукоризненным маникюром к щекам – Не надо, радима-а-а-а-ай! Посадют ведь тебя, как есть посадют! Снова!

– У-у-у-у-у-у! – Серега еще ногами затопал, и это было последней каплей для Максимилиана Серебряного.