Читать книгу "Пятнадцать жизней Гарри Огаста - Клэр Норт"

Моя встреча с Винсентом Ранкисом на первый взгляд была случайной, но я прекрасно знал, что это не так. Она произошла, когда мой полк был расквартирован в казармах в Лите. Мы часами изучали карты, изнуряли себя учениями и ждали приказа, втайне желая, чтобы наш командир его так и не получил. Затем в один прекрасный день нас построили на плацу в ожидании прибытия представителя высшего командования. Я в то время был скромным лейтенантом.

Когда полк построили, перед нами выступил наш командир, майор. Это был вполне порядочный человек, который совсем не заслуживал ожидавшей его гибели от взрыва гаубичного снаряда. Проблема была лишь в том, что он искренне полагал, будто неукоснительное выполнение устава способно спасти подчиненных ему солдат от пуль и осколков.

После построения на плацу остались одни офицеры.

– Джентльмены, – произнес майор, едва раскрывая рот, словно густые усы и борода на его лице мешали ему шевелить губами, – я хочу кое-кого кое с кем познакомить. Лейтенант Огаст, познакомьтесь с лейтенантом Винсентом Ранкисом.

Я чуть не рассмеялся, увидев Винсента в новехонькой офицерской форме с сияющими пуговицами, чрезмерно рьяно отдающего мне честь. Он выглядел как шестнадцатилетний юноша. На его подбородке пробивалась жидкая растительность.

– Лейтенант Ранкис пробудет в расположении полка недолго, – сказал майор. – Постарайтесь, чтобы у него сложилось хорошее впечатление о нашей части. Если вам что-нибудь потребуется, лейтенант Ранкис, обращайтесь к лейтенанту Огасту. Господа офицеры!

Руки всех присутствующих взметнулись к козырькам. Когда имеешь дело со старшим по званию, лишний раз отдать честь не помешает. Я заметил, что лейтенант из Глазго, стоявший за спиной Винсента, с трудом сдерживал смех. Вероятно, он успел рассмотреть детское лицо представленного мне гостя и то, как мешковато сидели на нем форменные брюки. Стараясь, чтобы на моем лице не дрогнул ни один мускул, я тоже поднес ладонь к фуражке.

Когда майор ушел, я пожал Винсенту руку.

– Можете называть меня Гарри, – сказал я.

Глава 78

Почти во всех своих жизнях я убивал Ричарда Лисла.

Сделав это в первый раз, я и в каждой из последующих жизней отправлял Лисла на тот свет либо сам, либо чужими руками – еще до того, как он начинал убивать женщин в Бэттерси. Тем самым я несколько продлевал жизнь Розмари Доусетт и другим девушкам, с которыми он должен был расправиться в будущем. Лишь в одном случае я не успел ни подослать к Ричарду Лислу убийцу, ни покончить с ним сам. В результате Розмари Доусетт погибла – ее изрезанное тело обнаружили в ванне.

Я так привык расправляться с Ричардом Лислом, что его убийство превратилось для меня в некий странный ритуал и я следую ему, не мучаясь раздумьями или угрызениями совести, без долгих и сложных приготовлений. Делая это сам, я всегда поступаю одинаково: в один прекрасный день попросту проникаю в квартиру Лисла в его отсутствие, сажусь в углу подальше от окна, дожидаюсь его возвращения и в тот момент, когда он показывается в дверном проеме, дважды стреляю ему в голову.

Порой мне приходит в голову мысль, что, возможно, отношение Винсента ко мне в чем-то сродни моему отношению к Лислу. Поскольку я – по мнению самого Винсента – после процедуры Забвения не представлял для него какой-либо угрозы, у него не было никакой необходимости снова и снова пересекаться со мной на своем жизненном пути. Однако он делал это. Как я не выпускал из поля своего зрения Ричарда Лисла, так и Винсент Ранкис стремился к тому, чтобы я оставался в орбите его жизни. Возможно, он предполагал, что в какой-то момент я снова могу стать для него опасным. Или боялся, что память каким-то образом вернется ко мне. А может, просто нуждался в друге, близком человеке, личность которого он, от жизни к жизни, формировал бы в соответствии с собственными потребностями. Полагаю, в действительности в основе отношения Винсента ко мне лежали все эти соображении – в зависимости от обстоятельств менялось лишь их соотношение.

Так или иначе, Винсент и в моей пятнадцатой жизни не захотел оставить меня в покое. К 1943 году он дослужился до звания капитана. Меня перевели в возглавляемое им подразделение, которое майор, командовавший нашим полком, презрительно называл сборищем «книжных червей и прочих скользких типов». Прибыв на новое место службы, я нисколько не удивился, обнаружив, что Винсент и его подчиненные занимаются научными разработками.

– Почему вы попросили перевести меня к вам? – поинтересовался я, усевшись на стул в кабинете Винсента. – Ведь я юрист и ничего не смыслю в технике.

– Лейтенант, – произнес Винсент строгим тоном – ведь я как-никак был всего лишь его подчиненным, к тому же младшим по званию. – Вы напрасно на себя наговариваете. Когда мы с вами познакомились в Шотландии, я сразу понял, что вы – один из самых одаренных людей, которых мне доводилось встречать. А армии одаренные люди нужны больше, чем что бы то ни было.

Вскоре выяснилось, что я и в самом деле способен приносить подразделению немалую пользу. Остальные подчиненные Винсента занимались решением научных проблем, и им некогда было думать о всевозможных прозаических вещах. Поэтому именно я заботился о том, чтобы в казарме было достаточно одеял, добывал продукты для столовой и талоны на горючее – все это было необходимо для нормального функционирования подразделения.

– Вот видите, Гарри! – воскликнул Винсент на первом же после моего прибытия собрании личного состава, которые проводились раз в месяц. – Я же говорил, что вы нам пригодитесь!

Итак, в то время как полк, в котором я до этого служил, сражался во Франции, я снова стал помощником (а точнее, адъютантом, поскольку дело происходило в армии) Винсента Ранкиса и одним из членов его быстро растущей команды, состоявшей в основном из талантливых ученых. Хотя это и не слишком бросалось в глаза, Винсент уже тогда был очень богат. Однако никто не знал, откуда у него деньги. Впрочем, по мере того как росли мои административные полномочия, увеличивались и мои возможности доступа к самой разной информации – в том числе и касавшейся счета, на котором аккумулировались принадлежащие Винсенту средства. Это, а также приобретенный мною навык в подделывании подписи Винсента дали мне возможность в один прекрасный день отправиться в банк и попросить отчет обо всех операциях по счету – я объяснил это необходимостью представить необходимую информацию налоговому ведомству. Мне повезло. В предыдущей жизни моя попытка изучить финансовую сторону империи Винсента привела лишь к тому, что я обнаружил целую паутину офшорных счетов, распутать которую не смогла даже команда весьма опытных бухгалтеров. Однако на этот раз в свои девятнадцать лет (хотя выглядел он на двадцать пять) Винсент просто не успел да и не имел возможности создать подобную структуру. Поэтому мне не составило большого труда отследить его финансовые операции до конца 20-х годов XX века. Разумеется, я действовал так, чтобы не привлекать к себе внимания. Постоянно находясь бок о бок с Винсентом, я не мог позволить себе вести какие-либо записи. По этой причине во время увольнительных я все свое свободное время проводил в небольшом пансионе в Хастингсе, где за небольшую плату можно было снять комнату и при желании получить завтрак. Именно там я, задернув шторы, тщательнейшим образом изучал все добытые выписки, после чего сжигал их, а пепел спускал в унитаз. Действия Винсента по добыванию денег были вполне предсказуемыми. Когда ему были нужны средства, он зарабатывал их, делая ставки. Как и любой калачакра, он знал победителей самых престижных скачек и ставил именно на них, что давало ему прекрасный доход. В то же время он действовал достаточно осторожно и посещал разные ипподромы, стараясь не вызывать недоуменных вопросов, каким образом ему удавалось выигрывать намного чаще других. Мое внимание, однако, привлекла одна деталь. В самом начале изучаемого мною довоенного периода Винсент действовал исключительно в юго-западной части Лондона. Кроме того, я обнаружил, что помимо дохода от игры на скачках он до самого начала войны ежемесячно получал переводы на сумму шестнадцать фунтов. Этому можно было придумать массу вполне разумных объяснений, но я сразу же заподозрил, что переводы – не что иное, как денежное содержание, присылаемое неким родственником – возможно, весьма близким. Это была зацепка.