Читать книгу "Отрок. Бешеный Лис - Евгений Красницкий"

«Здрасте, приехали! Мало мне одной невесты от деда, так еще и эта на меня глаз положила! Еще и к бабке приревновала, обалдеть! Примите мои поздравления, сэр Майкл, вы идете у дам нарасхват, как колбаса в горбачевские времена! Ребенок, конечно, еще, а вдруг не передумает? Ведь и замочить из ревности может запросто. Ну, влип!»

После ужина ребятня шустро прибрала со стола и, повинуясь Нинеиной команде, отправилась спать. Ни капризов, ни возражений. К величайшему Мишкиному удивлению, Роська вместе со всеми поплелся за занавеску, где располагались полати.

«М-да, на коротком поводке Нинея ребят держит. Привыкнут, как без нее обходиться станут?»

Мишка и Нинея остались сумерничать вдвоем. Волхва поставила на стол подаренные Мишкой подсвечники, зажгла свечи, села напротив, подперев щеку кулаком.

— О чем задумался, Мишаня?

— О детишках твоих, баба Нинея.

— И что ж думаешь?

— Да вот подумалось мне: привыкнут они, что ты за них думаешь и решаешь, каждый шаг их стережешь, как потом жить будут?

— Так, как ты их научишь. Я не вечная, а кроме как на тебя мне их оставить не на кого, — Нинея вздохнула и неожиданно предложила, — можешь прямо сейчас начать. Хочешь?

— Хочу, но не могу. Но и не думать про это не могу тоже. Не сердись, ты спросила, я ответил.

— Можешь, уже сейчас можешь, но я подожду. Сколько-то лет еще подожду, но уж воспитывать ребят буду, как умею, — волхва выдержала паузу, показывая, что тема закрыта, потом спросила: — Ты ведь еще о чем-то узнать хотел?

— Скажи, нет ли какой-нибудь сказки или истории… неважно — правда или вымысел. В общем, что-то про взрослого, живущего в теле ребенка. И это должно быть страшно, страшная история.

— Вот оно как… Взрослый в ребенке, — Нинея ненадолго задумалась. — Есть такая сказка, а может — быль, кто ж знает?

— Расскажешь?

— Что ж не рассказать? Была у одной ведуньи ученица. Плохая была ученица. То ли ленилась, то ли дар у нее слабый был, хотя бывает, что и учитель негодный попадается. Всякое бывает. Выгнала ее ведунья, не стала дальше учить. Пошла девка домой и уже почти дошла до дому, как видит, степняки в сторону ее веси пробираются. Побежала она, хотела короткой дорогой через лес пробраться, да заметили ее степняки и подстрелили. Лежит она со стрелой в спине, чувствует, что умирает. «Что за жизнь у меня? — думает. — Всего два дела у меня важных было: на ведунью выучиться и земляков предупредить. И ни то, ни другое сделать не смогла».

И тогда вспомнила ученье у ведуньи и произнесла заклинание. Пожелала перенестись в тело любого из земляков, кто ближе окажется, чтоб предупредить об опасности. Смотрит: она голая и в воде, а вокруг другие девчонки в речке плещутся. Видно, ближе всех к ней эта самая девчонка оказалась. Выскочила она из воды, а какая одежда ее — не знает. Схватила первую попавшуюся, оделась и побежала к селу. Кричит: «Степняки! Степняки! Спасайтесь!» А люди над ней смеются: «Где ты степняков в речке нашла? А одежду-то зачем чужую нацепила?» Так и не поверил ей никто, а вскоре и степняки налетели. Кого убили, кого в полон увели, а весь сожгли. Осталась только эта девчонка — степняки ее как будто и не видели.

Сидит она на пепелище и плачет. Тело чужое, одежда чужая, ничего сделать не смогла, даже смерть ее не взяла. И открылось тут ей, что неправильно она заклинание выбрала, обидела светлых богов, и те ее так наказали. С тех пор ходит она от деревни к деревне, от села к селу, от города к городу, и всегда так получается, что приходит только туда, где беда случиться должна. Предупреждает людей, а никто ей не верит, и беда все равно случается.

Не растет она и не стареет, а один раз в сто лет приходит на то место, где ее родная весь стояла. Плачет, просит светлых богов о прощении, но не желают ее боги слышать, потому что могла она земляков спасти, если бы училась прилежно. Могла и светлых богов не обидеть, если бы подумала как следует. Но думала она в тот час не о земляках и не о светлых богах, а о своей жизни пропащей, вот и стала ее жизнь пропащей по-настоящему.

А люди ее прихода боятся. Не только потому, что она с собой беду приносит — от беды защититься или убежать можно. Боятся они потому, что с ее приходом беспечными делаются и не верят ее предупреждениям. А она все ходит, и никто не знает, где ее путь закончится. Поведали светлые боги только одно: «Если найдется место, где тебе поверят и от беды благодаря твоему предупреждению спасутся, там твой путь и закончится. И обретешь ты покой». Вот такая сказка про взрослого в детском теле. Понравилось тебе?

«Ни хрена себе! Кассандра, баньши и Агасфер в одном флаконе! И такой лихо закрученный сюжет не дошел до потомков? Это кто ж так постарался? Татары или Православная церковь? Теперь понятно, почему Первак так трухнул: сначала родной хутор от морового поветрия вымер, потом мы Кунье городище угробили, а тут еще один типчик нарисовался!»

— Что-то вспомнил, Мишаня?

— Есть, баба Нинея, похожие сказки у разных народов. У греков — про Кассандру, дочку троянского царя Приама. Ее тоже боги наделили даром прорицания, но сделали так, что ей никто не верил. И из-за этого ее город погиб. А у христиан есть сказание об Агасфере. Он тоже ходит по земле и нигде не может задержаться. А один раз в пятьсот лет приходит на то место, где согрешил, и просит прощения. Но прощения ему нет, как нет ни покоя, ни смерти.

— Вот видишь: не ты первый, Мишаня.

— Что?!!

— Ты же про себя спрашивал? А услышал сказку про девку глупую, нерадивую. Что ж ты хочешь? У каждого своя ноша.

— Ты… — у Мишки слова застряли в горле. — Ты что? Что ты знаешь?!!

— Ничего я не знаю, — Нинея вздохнула, — чувствую только.

— Погоди. Если ты про меня все знаешь… Ну не знаешь — чувствуешь, то как же ты мне такому внуков доверить собираешься?

— А на тебе греха нет, Мишаня. И ученица ведуньи, и Вечный Жид — они же согрешили. Да и дочка царя, которую ты помянул, тоже, наверно, чем-то провинилась. А ты — нет. Думается мне, что ты от какого-то горя бежишь и еще помочь кому-то хочешь, да пока не можешь. Так?

— От горя я уже убежал, а помочь… Помочь хочу человеку, который мне сбежать помог, и друзьям его. А как ты поняла, что на мне греха нет?

— Если человек про свой грех помнит, то это по нему почти всегда видно бывает. А если не помнит, то бессовестный он, и это тоже видно. Сам, наверно, такое замечал?

— Замечал. А то, что я не остаюсь ребенком и взрослею, а значит, и стареть буду?

— И это тоже, — согласилась Нинея. — Но чувства человека — это надежнее. Нет за тобой греха, и не бессовестный ты.

* * *

Снова шипит под санными полозьями снег, мерно топочут копыта Рыжухи, петляет узкая лесная дорога. Роська со смесью страха и восхищения рассказывал о своих вчерашних переживаниях:

— …на ночь Рыжуху пристроил, корму ей задал, сделал все, что нужно, хотел уже в дом идти, а она говорит: «Постой, бабуля не велит возвращаться». Ну, стою. И она стоит, совсем так неподвижно, и вроде как прислушивается к чему-то. Ну я постоял-постоял, а потом говорю: «Пойдем, чего ждать-то?» А она как глянет на меня, я и обомлел: глазищи — как у рыси, даже, показалось, светятся! Опять стоим. Я уж замерзать начал, а она вдруг говорит: «Пошли, бабуля зовет». А я точно знаю, что ни голоса, ни знака какого-нибудь не было. Как узнала?