Читать книгу "Манипуляция сознанием. Век XXI - Сергей Кара-Мурза"

Г. Шиллер придает мифу об индивидууме и производному от него понятию частной собственности большое значение во всей системе господства в западном обществе: «Самым крупным успехом манипуляции, наиболее очевидным на примере Соединенных Штатов, является удачное использование особых условий западного развития для увековечения как единственно верного определения свободы языком философии индивидуализма… На этом фундаменте и зиждется вся конструкция манипуляции».

Теоретические модели человека, которые наука предлагала идеологам, а те после обработки и упрощения внедряли их в массовое сознание, самым кардинальным образом меняли представление человека о самом себе и тем самым программировали его поведение. Школа и СМИ оказывались сильнее, нежели традиции, проповеди в церкви и сказки бабушки. Сегодня, когда, как говорят, теория становится главенствующей формой общественного сознания, это воздействие еще сильнее. В разных вариантах ряд философов утверждают следующую мысль: «Поведение людей не может не зависеть от теорий, которых они сами придерживаются. Наше представление о человеке влияет на поведение людей, ибо оно определяет, чего каждый из нас ждет от другого… Представление способствует формированию действительности».

Как же идеология преломила теории? Философы гражданского общества (Гоббс, Кант) утверждали, что человек в состоянии «дикости» («естественном состоянии») – кровожадный и эгоистический зверь, что добро реализуется лишь в условиях цивилизации, когда человек становится гражданином.

Перенос биологических понятий в общество людей, строго говоря, антинаучен. Американский антрополог М. Салинс пишет: «Очевидно, что Гоббсово видение человека в естественном состоянии является исходным мифом западного капитализма. В сравнении с исходными мифами всех иных обществ миф Гоббса обладает совершенно необычной структурой, которая воздействует на наше представление о нас самих. Насколько я знаю, мы – единственное общество на Земле, которое считает, что возникло из дикости, ассоциирующейся с безжалостной природой. Все остальные общества верят, что произошли от богов».

Из этого мифологического видения человека Локк вывел и свою теорию гражданского общества («Республики собственников»), которое существует в окружении пролетариев (живущих в состоянии, «близком к природному») и варваров (живущих в дикости).

И на всех этапах развития буржуазной идеологии, разными способами создавался и укреплялся миф о человеке экономическом – homo economicus, – который создал рыночную экономику. Эта антропологическая модель легитимировала разрушение старого общества и установление нового очень специфического социального порядка, при котором становится товаром рабочая сила и каждый человек превращается в собственника и торговца.

Основаниями естественного права в рыночной экономике – в противоположность всем «отставшим» обществам – являются эгоизм людей-«атомов» и их рационализм. Гоббс описал состояние человека как «войну всех против всех». Эволюционная теория Дарвина представила ее как борьбу за существование. Большое влияние на идеологию оказали труды Мальтуса, объясняющие социальные бедствия при капитализме борьбой за существование. Представив как необходимый закон общества борьбу, в которой уничтожаются «бедные и неспособные» и выживают наиболее приспособленные, Мальтус дал Дарвину главную метафору его теории эволюции. Понятие, приложенное к дикой природе, пришло из идеологии, а затем из биологии вернулось в идеологию, снабженное ярлыком научности.

Спенсер перенес идеи социал-дарвинизма в социологию. «Бедность бездарных, – пишет он, – несчастья, обрушивающиеся на неблагоразумных, голод, изнуряющий бездельников, и то, что сильные оттесняют слабых, оставляя многих «на мели и в нищете», – все это воля мудрого и всеблагого провидения». Внедрение в массовое сознание идей социал-дарвинизма оказывало сильнейшее программирующее воздействие. По словам английского неолиберала Р. Скрутона, «недовольство усмиряется не равенством, а приданием законной силы неравенству».

Культура России, в которую западный капитализм проникал с большим трудом, отвергала индивидуализм. В этом были едины практически все социальные философы, от марксистов до консерваторов. Христианский философ Вл. Соловьев давал такую трактовку: «Каждое единичное лицо есть только средоточие бесконечного множества взаимоотношений с другим и другими, и отделять его от этих отношений – значит отнимать у него всякое действительное содержание жизни».

Русская культура сумела очистить дарвинизм от его идеологического компонента. Главный тезис этой «немальтузианской» ветви дарвинизма, связанной прежде всего с именем П. А. Кропоткина, сводится к тому, что возможность выживания живых существ возрастает в той степени, в которой они адаптируются в гармоничной форме друг к другу и к окружающей среде. Не война всех против всех, а взаимопомощь!

Во время перестройки, напротив, можно было прочитать в «Московском комсомольце» такую сентенцию «советского бизнесмена», председателя Ассоциации совместных предприятий Л. Вайнберга: «Биологическая наука дала нам очень необычную цифру: в каждой биологической популяции есть четыре процента активных особей. У зайцев, у медведей. У людей. На Западе эти четыре процента – предприниматели, которые дают работу и кормят всех остальных. У нас такие особи тоже всегда были, есть и будут». Здесь манипуляция заключается в самом переносе механических или биологических понятий на человека как социальное существо.

Авторитет ученого: прямое манипулятивное воздействие. Впечатляющим свидетельством того, до какой степени западный человек беззащитен перед авторитетом научного титула, стали социально-психологические эксперименты, проведенные в 60-е годы в Йельском университете (США), – так называемые эксперименты Мильграма. Целью экспериментов было изучение степени подчинения среднего нормального человека власти и авторитету. Иными словами, возможность программировать поведение людей, воздействуя на их сознание. В качестве испытуемых была взята представительная группа нормальных белых мужчин из среднего класса, цель эксперимента им, естественно, не сообщалась. Им было сказано, что изучается влияние наказания на эффективность обучения (запоминания).

Испытуемым предлагалось выполнять роль преподавателя, наказывающего ученика с целью добиться лучшего усвоения материала. Ученик находился в соседней комнате и отвечал на вопросы по телефону. При ошибке учитель наказывал его электрическим разрядом, увеличивая напряжение на 15 вольт при каждой последующей ошибке (перед учителем было 30 выключателей – от 15 до 450 в). Разумеется, «ученик» не получал никакого разряда и лишь имитировал стоны и крики – изучалось поведение «учителя», подчиняющегося столь бесчеловечным указаниям руководителя эксперимента. Сам учитель перед этим получал разряд в 60 в, чтобы знать, насколько это неприятно. При разряде уже в 75 в учитель слышал стоны учеников, при 150 в – крики и просьбы прекратить наказания, при 300 в – отказ от продолжения эксперимента. При 330 в крики становились нечленораздельными. При этом руководитель не угрожал сомневающимся «учителям», а лишь говорил безразличным тоном, что следует продолжать эксперимент.