Читать книгу "Галиндес - Мануэль Васкес Монтальбан"

* * *

Его звали преподобный О'Хиггинс, но он был совсем юным, почти ребенком. «Какое счастье для нашей семьи, Мюриэл, – породниться с преподобным отцом, со священником, как твой отец и твой дед!» А в глазах застыло изумление: неужели так счастливо могла сложиться судьба этой дочери, неверующей, скептической? Когда твой старый отец нанизывал одно на другое эти прилагательные, он прикрывал глаза, словно боясь, что сдаст сердце и случится инфаркт. Преподобный О'Хиггинс не был почти ребенком, он был ребенком, и ему нужен был не секс, а материнские ласки. И ты ласкала его, как маленького, хотя тело твое просило другого – и так день за днем, ночь за ночью. Он объяснял свое частое бессилие бурно проведенной греховной молодостью, которую твое воображение отказывалось себе представить. Когда ты обратилась за помощью к Дороти, она ответила: «Жребий брошен. Ты же не захочешь нанести своему старому отцу смертельный удар?» В тоне ее было что-то насмешливое: в твоей победе над ней было твое поражение. Но вот один преподобный позвал другого преподобного: Оклэр был специалистом по символике мормонов и намеревался посвятить всю жизнь современной трактовке «Книги Мормона». «Мы не можем строить религию, которой нет еще и двухсот лет, на предании, которое напоминает детскую сказку, но не имеет с ним ничего общего». Слова эти были с возмущением отвергнуты как провокация всем Солт-Лейк-Сити, а также мормонами, живущими в других штатах и в Англии, – потомками тех, кто приплыл в Ливерпуль еще в 1837 году; однако они дали надежду на возрождение секты. Очень скоро твой отец и О'Хиггинс стали последователями Оклэра, поскольку он мог привнести дыхание современности в вашу религию, не искажая ее сути. В вашем доме молодоженов шли жаркие споры, а от Оклэра пахло, как от разгоряченного животного, и это животное было одиноко на своей большой кровати. Мысль эта засела у тебя в голове, да и сам О'Хиггинс подталкивал тебя к нему, подталкивал с такой силой, что ты оказалась вместе с Оклэром в его огромной постели и смогла убедиться в его пылкости любовника и горячности пророка. Он был одинаково уверен в своей сексуальной привлекательности и в способности вдохнуть новую жизнь в учение отцов вашей Церкви. Из-за этих разговоров О'Хиггинс начал следить за вами и не успокоился, пока однажды не увидел вас – обнаженных, изнемогших от бурных ласк. Он поспешил со своим отчаянием в дом твоего отца, в дом твоей сестры, которая снова удачно вышла замуж и была не последним человеком в общине. Ты стала позором секты, позором «твоего старого отца», как называли его теперь все, кто говорил о тебе. Но тебе удалось вырваться из этого омута, и ты надеялась, что Оклэр разыщет тебя и вы вместе начнете новую жизнь, но он ограничился телефонным звонком. Он рыдал в телефонную трубку и осыпал тебя проклятиями, потому что из-за тебя для него была закрыта дорога к сану епископа, почетная вершина, к которой стремились все преподобные в Солт-Лейк-Сити. В конечном итоге он стал продавать коттеджи в Калифорнии, разбогател на этом, а ты занялась наукой, особенностями человеческого поведения, соотношением этики и Истории, иными словами – относительностью смысла Истории. Так определил твою тему Норман, и все было решено. Через твою жизнь прошло столько инфантильных мужчин, и вдруг в твоей научной лаборатории возник образ цельного человека, наделенного всеми качествами, необходимыми, чтобы стать темой диссертации. Но как холодно! Какой холод! Почему они спрашивают о твоем вероисповедании? Неужели этот вопрос до сих пор значится в анкетах? Может, они лишь пытаются нащупать слабое место в твоих воспоминаниях, найти истоки твоей вины перед преподобным Колбертом, твоим старым отцом, из-за того, что заставила его страдать? Но этот холод имеет какое-то значение: причина его – бессилие и пустота вокруг тебя; это холод тех лет, когда ты без конца писала Дороти письма, в которых винила во всем себя, пока наконец не избавилась от комплекса Каина.

– Мюриэл, я замерз!

С вершины холма Ларрабеоде на долину Амуррио опускаются сумерки, и Рикардо настаивает, как ребенок, раздраженный тем, что мать не обращает на него внимания.

– Мюриэл! В конце концов!

Но стела притягивает тебя своей незначительностью как единственное, чего достиг в жизни Хесус де Галиндес с того момента, когда понял, что достоин сострадания как сирота и как баск. «Я нашел тебя благодаря твоей сестре из Солт-Лейк-Сити, которая, как все мормоны, очень недоверчива». Кажется, Дороти тоже так говорила.

– Мюриэл, я замерз! Мюриэл, холодно же! Все, я уезжаю.

Когда тебя завораживало или раздражало что-то красивое или отталкивающее, а она торопилась домой. А там выносил свое суждение отец; тебе он говорил что-нибудь ласковое, а Дороти хвалил. У Дороти была голова на плечах, а ты вечно витала в облаках. «Мюриэл, спустись на землю. Чтобы найти путь к Богу, не надо отрываться от земли». Тебя же больше всего притягивала легенда, лежавшая в основе вашей религии, – она казалась тебе прекраснее легенд, созданных другими религиями. Когда вы стали постарше, ты воспринимала «Книгу Мормона» как прекрасную сказку, а Дороти – как вранье. Иногда, оставшись вдвоем, вы обсуждали некоторые места из священной книги Церкви Иисуса Христа и Святых Последнего Дня, и тогда Дороти не скупилась на жесткие и презрительные оценки не только Джозефа Смита или Бригэма Янга, но и вашего отца и других братьев по вере. Однако при отце от сарказма Дороти не оставалось и следа: она предоставляла тебе одной высказывать все сомнения, разбивавшиеся о вдохновенную веру преподобного Колберта. Сейчас тебе даже приятно представлять Джозефа Смита в тот момент, когда ему явилось откровение свыше о предопределенной роли Америки в Истории. Откровения о том, как в V веке до нашей эры евреи, бежавшие из города Харед, высадились на этом континенте. То были первые евреи, бежавшие на эти земли, осевшие здесь, пустившие корни, рожавшие детей, а потом начавшие вырождаться, что и привело их, в конце концов, к братоубийственной гражданской войне. Но бог Хареда и Америки пекся об их судьбе и около 600 года до нашей эры привел к берегам современного Чили новых поселенцев из Иерусалима, а среди них были наши братья со своими женами, дети двух основных рас Америки: ламитов, потомков темнокожих родителей, и нефитов, потомков красивых светлокожих родителей. И хотя были они одного происхождения, жили в постоянной вражде друг с другом. Мир вокруг них был тих и безмятежен, но ко времени распятия Христа начались повсюду сильные землетрясения, и содрогалась земля на многие мили. И последнее землетрясение породило волну разрушений, концентрическими кругами расходившуюся по всей Америке. И опустилась мгла над Америкой, а с ней пришло забвение своих корней и своей религии. Но Христос не забыл о светлокожих и красивых людях на американской земле и отправился на этот континент, и обратил в христианскую веру нефитов, народ авелей, которые терпели поражение за поражением от темнокожей расы, невежественных и жестоких ламитов. После сокрушительной битвы у горы Куморах, в результате которой нефиты оказались на грани истребления, одному из выживших, Мормону, Господь повелел написать историю его народа, сказав: «И благодаря книге этой будут тебя помнить будущие поколения». Сын Мормона, Морони закопал священную книгу на вершине горы Куморах, где она и пребывала, пока Морони, утомившись от небесных странствий, не явился в 1831 году Джозефу Смиту и не раскрыл ему тайну того, где закопана книга его отца. Рядом с книгой обнаружил Джозеф Смит очки, в которых были не стекла, а драгоценные камни, и только надевшему эти очки раскрывался магический смысл книги. Смит, этот лукавый Смит, книгу потерял. Однако запомнил текст наизусть и смог продиктовать его. Он пропустил мимо ушей все обвинения в том, что книга эта – плагиат романа англиканского пастора Соломона Сполдинга, умершего в 1816 году в таком месте, где сохранение романов зависело только от проходивших мимо караванов и от того, шли с ними грамотные люди или нет. Твой отец говорил, что с того времени, когда Смиту было в 1831 году откровение, согласно которому он должен основать Новый Иерусалим в городе Кёртленд в штате Огайо, рядом с ним всегда был какой-нибудь Колберт. Как и рядом с Янгом, когда он привел гонимых мормонов в Солт-Лейк-Сити в штате Юта, где создал Республику, которая оставалась независимой восемь лет.