Читать книгу "Танцор января - Майкл Фрэнсис Флинн"

— Следовало встретиться здесь с самого начала, — говорит она. — Тут намного лучше рассказывать истории.

Но человек со шрамами качает головой:

— Нет, для темных глав рассказа здесь слишком ярко и просторно.

Но здесь уже не ярко. Солнце зашло, и единственным источником света служат гирлянды крошечных электрических фонариков, развешанные по краю навеса и близстоящим деревьям. Неподалеку на запад и восток плотным потоком спешат гравимобили, и арфистке становится любопытно, куда они так торопятся. Кажется, если все поедут в одном направлении, движение здесь тут же прекратится.

— Давай тогда закончим рассказ. Как команде удалось забрать Танцора у леди Карго?

— Почему ты думаешь, что им это удалось?

— Шутишь? Иначе нами правила бы МТК.

— А откуда ты знаешь, что она сейчас нами не правит? Что мы не живем во сне, который нам велели смотреть? Дар повелевать многогранен. Сделай это. Сделай то. Еще и забудь кое-что. На самом деле однажды нам отдали такой приказ.

— Леди Карго Радха? — Арфистка внезапно ужасается от мысли, что все, что она когда-либо знала, может оказаться ложью. Затем она берет себя в руки. — Так вот что ты имел в виду, не так ли, когда сказал, что в момент обнаружения Танцора закончились остатки здравомыслия во Вселенной? Потому что после этого о какой-либо уверенности и речи быть не могло.

— Уверенность — удел безумцев, — говорит человек со шрамами. — А здравомыслие — ценный товар. Закон спроса и предложения.

Арфистка вежливо смеется, но человек со шрамами вдруг застывает, и его глаза темнеют.

— Нет! — восклицает он. — Только не сейчас!

Он вскакивает, и стол отлетает в сторону. На деревянный пол летят глиняные кружки с улыбающимися солнечными ликами вперемешку с шариками кулфи.[68]Мамасита выбегает из кухни и, комкая в руках передник, смотрит на человека со шрамами. Двое тощих мужчин за соседним столиком быстро поднимаются и хватаются за пояса, но, определив причину переполоха, расслабляются и только посмеиваются.

Арфистка хочет окликнуть человека со шрамами, сказать что-нибудь, чтобы облегчить его страдания. И тут она понимает, что не знает его имени.

— Старик! — зовет девушка, используя имя, которым нарекла его Мамасита. — В чем дело?

— Все в порядке, леди с арфой, — говорит Мамасита. — Иногда на него находит. Вы! — кричит она на тощих мужчин. — Проваливайте! Не смеяться! Идти, еда бесплатная; оставаться — цена удваивается! Живо!

На ее крик из тени высокой пальмы появляется огромный детина.

— Эй, парни, — говорит он тощим, — без дикх. Валите, гилди. Быро-быро.

Великан сжимает в руках здоровенную дубину, и арфистка замечает старый шокер, заткнутый за пояс его дхоти. Вот и ответ на вопрос, как женщине удается, не опасаясь за свою жизнь, держать прибыльный бизнес на окраине криминогенного района.

После того как насмешники удаляются, арфистка оборачивается к человеку со шрамами. Тот стоит полусогнувшись и вцепившись обеими руками в перекладину, отмечающую вход под навес. Девушка осторожно кладет руку ему на плечо, но он стряхивает ее внезапным резким движением.

— Хочешь услышать конец, арфистка? Уверена, что хочешь его узнать? — Он поворачивается и сверлит ее тяжелым взглядом исподлобья.

Арфистка отшатывается, раздумывая, не убежать ли ей. Но человек со шрамами преграждает ей путь и, с удивительной силой схватив ее за руку, отводит обратно к столику.

— Давай присаживайся, — говорит он. — Ты ведь столько уже услышала. Услышишь и остальное.

Арфистка смотрит на Мамаситу и, после того как та чуть заметно кивает, успокаивается и садится.

Человек со шрамами подтягивает к себе второй стул и со второй попытки водружает на него правую ногу.

— Посмотрим, насколько ты была внимательна, — злорадно говорит он. Арфистка задается вопросом, что стало с человеком, с которым она сидела у фонтана на небольшой площади в Закутке. Ей уже приходилось неоднократно видеть такое прежде, в баре, только, как теперь понимает она, в более слабой форме.

Арфистка тянется к футляру.

— Мне сыграть?

— На это и попугай способен. Так как насчет изначальной ошибки Января?

— Изначальной ошибки? А, ты говоришь о его побеге из Паучьего проулка? Что ж, тут все очевидно. Непреодолимой Силой был сам Танцор, а не ужасный шторм.

Мужчина подается вперед и упирается локтями в стол, который прогибается под его весом.

— Если он был таким непреодолимым, почему Январь так легко отдал его Юмдар? Каждый последующий раз его хозяева расставались с ним не по своей воле, но Январь отдал Скипетр Юмдар всего лишь за ремонт корабля и обещание доли от продажи.

— Всего лишь? Для странствующего капитана это не так уж мало. Но я отвечу тебе. При нормальном развитии событий Январь не стал бы приближаться к Разлому ближе Дорог Иеговы, тогда как Юмдар отослала бы Танцора на Старый Сакен.

— Но появились цинтиане, — подсказывает человек со шрамами. — И по дороге домой они не могли не прилететь на Сапфировый Пост.

— Да, прямиком к Фиру Ли.

— Слишком просто. Есть другая причина.

Арфистка размышляет, затем качает головой:

— Нет, это невозможно.

Обтянутый кожей череп скалится ей в ответ:

— Разве? Считай, я уже тебе ответил.

— Тогда почему, — хлопает она по столу, — не сказать прямо?

— Как почему, ведь тогда история подойдет к своему концу.

ГОЛТРЭЙ

КРИК В ПУСТОТЕ

— Старый Сакен! — говорит человек со шрамами. — Само это название таит в себе магию. Мир в самой глуши древней Виа Долоросы, куда после распада Содружества Солнц были сосланы жить и умирать остатки обитателей Терры. Растерянному и отчаявшемуся первому поколению переселенцев требовалось выжить любой ценой, что сделало их в определенной степени бесчувственными. «Чего бы ни стоило!», — гласил девиз первой династии президентов. На протяжении долгой истории Сакена лагеря беженцев сначала попали под власть жестоких боссов, потом им на смену пришли города-государства, впоследствии объединившиеся в лиги и империи, которые затем распались в результате гражданских войн. Беспорядочные агрессивные традиции Сакена до сих пор сильны в гражданской религии, но узы расколотого единства, возникшие между изгоями, в конечном итоге превратили его в крупнейший мир с единым планетарным правительством. У Брошенных, как они себя называли, был девиз: «Я против брата; мы с братом против кузена; мы с кузеном против всего мира».