Читать книгу "Белые зубы - Зэди Смит"

— Наверно, в моих родственников, — задумчиво сказала Клара. — Во мне есть английская кровь. Мой дедушка, мамин отец, был англичанином, и говорят, настоящим аристократом. Она родилась в девятьсот седьмом во время Кингстонского землетрясения. Вот я и думаю: может, из-за этого боуденские мозги встали на место, потому что с тех пор наша семья стала жить совсем неплохо?

Джойс заметила, что Клара пыталась пошутить, и тут же улыбнулась.

— Да, видимо, Айри пошла в капитана Чарли Дарэма. Он научил мою бабушку всему, что она знала. Дал ей хорошее английское образование. Конечно, Айри в него, больше не в кого.

— Ну надо же! Как интересно! Я так и говорила Маркусу, что тут дело в генах. А он настаивал на том, что я все упрощаю. Но зато сам он слишком лезет в теорию. И я, как всегда, была права!

Когда за ней закрылась входная дверь, Клара снова закусила губу, на сей раз от злости и досады. Почему она сказала про капитана Чарли Дарэма? Ведь это вранье. Такое же фальшивое, как ее белые зубы. Клара умнее, чем капитан Чарли Дарэм. Гортензия умнее, чем капитан Чарли Дарэм. Наверно, и бабушка Амброзия была умнее, чем капитан Чарли Дарэм. Он считал себя умным, но был дураком. Он пожертвовал жизнями тысячи людей, чтобы спасти одну женщину, которую толком никогда не знал. Капитан Чарли Дарэм был никчемным дураком.

Глава 13

Корни Гортензии Боуден

Английское образование — штука опасная. Любимый пример Алсаны — история лорда Элленборо, который, захватив у Индии провинцию Зинд, послал в Дели телеграмму, состоящую всего из одного слова: «peccavi» — латинского глагола, означающего «я согрешил».

— Только англичане, — с ненавистью говорила она, — хотят одновременно и научить тебя, и ограбить.

Именно поэтому Алсана и не доверяла Чалфенам.

Клара с ней соглашалась, но по другой, более личной причине. История семьи. Забытый след — плохая кровь в венах Боуденов. Когда ее мать еще была в животе своей матери (чтобы рассказать эту историю придется сложить их одну в другую, как матрешек: Айри в Клару, Клару в Гортензию, Гортензию в Амброзию), она стала немым свидетелем того, что бывает, когда англичанин вдруг решает дать кому-то образование. Для капитана Чарли Дарэма, недавно назначенного на Ямайку, оказалось недостаточно однажды майским вечером 1906 года напиться и соблазнить совсем еще юную дочь хозяйки гостиницы, в которой он жил. Нет, он еще хотел чему-нибудь ее научить.

— Меня? Он хочет учить меня? — с невинным видом спросила Амброзия Боуден, положив руки на живот, в котором уже была Гортензия.

— Три раза в неделю, — ответила ее мать. — И не спрашивай почему. Образование тебе не повредит. Благодари его за щедрость. Нечего спрашивать, отчего и зачем, когда такой красивый английский джентльмен, как мистер Дарэм, проявляет щедрость.

Даже Амброзия Боуден, деревенская девчонка, длинноногая и капризная, за все свои четырнадцать лет ни разу не сидевшая за партой, знала, что это неправильно: когда англичанин хочет проявить щедрость, перво-наперво надо спрашивать, почему. У него всегда есть на то причина.

— Ты еще здесь, крошка? Он тебя ждет. Давай живо, а то сейчас плюну на пол и попробуй только не уйти, прежде чем плевок высохнет!

Так что Амброзия Боуден, с Гортензией в животе, со всех ног бросилась к комнате капитана, а потом три раза в неделю ходила туда получать образование. Буквы, цифры, Библия, английская история, тригонометрия. А когда матери Амброзии не было дома, они приступали к анатомии — длинному уроку, во время которого ученица, хихикая, лежала на спине, а учитель — на ней. Капитан Дарэм сказал, что не причинит вреда ребенку. Капитан Дарэм сказал, что их тайный ребенок станет самым умным негритенком на Ямайке.

Шли месяцы, и Амброзия многому научилась у красавца-капитана. Он рассказал ей об искушении Иова, о пророчествах Апокалипсиса, научил ее играть в крикет и заставил выучить наизусть отрывки из Библии. Научил складывать в столбик. Научил спрягать латинские глаголы. Научил целовать ухо мужчины так, чтобы тот рыдал от удовольствия, как дитя. Но главное — он убеждал ее, что она больше не девочка на побегушках, что образование возвысило ее, что в душе она настоящая леди, несмотря на то что делает все ту же работу, что и прежде. «Здесь, вот здесь», — говорил он, тыча ей пальцем чуть ниже грудины, в ту самую точку, куда она обычно упирала ручку швабры, когда останавливалась передохнуть. «Ты больше не девочка на побегушках, Амброзия, ты больше не девочка», — повторял он, смакуя каламбур.

Однажды, когда Амброзия была на четвертом месяце, она взбежала по лестнице в своем очень свободном клетчатом платье, которое должно было сделать ее живот незаметным, постучала в дверь одной рукой, а другую спрятала за спину — в ней она держала букетик ноготков. Она хотела порадовать своего любимого цветами, которые напомнят ему о родине. Она стучала и звала. Но его не было.

— Не спрашивай почему, — сказала мать Амброзии, с подозрением косясь на живот своей дочери. — Собрался вдруг и уехал. Но сказал, что хочет, чтобы твое образование продолжалось. Он хочет, чтобы ты немедленно пошла и представилась мистеру Гленарду — хорошему христианскому джентльмену. Образование тебе не повредит. Ты еще здесь, крошка? Давай живо, а то сейчас плюну…

Прежде чем мать договорила, Амброзия уже выскочила за дверь.

Как говорят, на Ямайку Дарэм приехал, чтобы разобраться в происходящем в Кингстонской типографии, где молодой человек по фамилии Гарвей организовал забастовку печатников, требовавших повысить заработную плату. А теперь он решил уехать на три месяца, чтобы вымуштровать тринидадских солдат Ее Величества, показать им, что и как. Англичане отлично умеют бросать свои старые обязанности и взваливать на себя новые. А еще им нравится считать себя людьми честными, поэтому Дарэм передоверил заботу об Амброзии Боуден своему другу сэру Эдмунду Флекеру Гленарду, который, так же как и Дарэм, полагал, что туземцев надо учить, обращать в христианство и наставлять на путь истинный. Гленард обрадовался, когда Амброзия появилась в его доме (кто бы не обрадовался?) — красивая, послушная девочка, всегда готовая на любую работу по дому. Но через две недели ее живот стал заметен. Пошли разговоры. Надо было что-то делать.

— Не спрашивай почему, — сказала ее мать, отбирая у плачущей дочери письмо Гленарда, в котором он выражал свое сожаление по поводу сложившейся ситуации. — Все же образование тебе не повредит! Видимо, он не терпит грех в своем доме. Вот ты и вернулась, ничего не поделаешь.

Но как оказалось, в качестве компенсации Гленард предлагал им одну вещь.

— Тут написано: он хочет, чтобы ты пошла к доброй христианской леди — мисс Брентон. Он говорит, ты можешь пожить у нее.

Дарэм велел Гленарду воспитывать Амброзию в духе англиканской церкви, Гленард предпочел ямайских методистов, но у мисс Брентон, пылкой шотландки, старой девы, сделавшей целью своей жизни ставить заблудших на путь истинный, было на сей счет свое мнение.