Читать книгу "Ресторан "Березка" - Евгений Попов"

23 ноября 1982 года

Развязную свою болтливость все же попытаюсь ограничить какими-либо рамками, отчего сейчас вот соберусь с силами и, подавляя собственную витальную мясную натуру, немедленно стану сухим, чопорным, точным. Навестивши Нефед Нефедыча и встретив там своего земляка, сценографа Б., я по сговору отправился к литбрату Е. и там, беседуя, распил 2 из 3 бутылок вина «Арени», красное, армянское, двухгодовой выдержки, вкусное... Литбрат приободрился.

Упоминалось, строилось прогнозов, подытоживалось, суммировалось, признавалось, отрицалось. И конечно же, слухи, слухи... Говорю же, что слухи, как птицы, летали по траурной Москве. Дескать, и тот, кто был, умер, и этот. У третьего сын (дочь) в Америку (Канаду) сбежал(а), и четвертый умер, да не говорят, не настало еще время, не смущался чтоб народ, что все умерли. Беда с этими слухами, Ферфичкин!..

А выпивши вина, собрались ехать в далекое Чертаново на день рождения к одной даме, девушке 60-х, чей разведенный муж обретался в городе Париже в плену у буржуазной идеологии, а сама она, как голубица, тосковала здесь, на родине, в Чертанове, будучи владелицей кооперативной квартиры с выплаченным паем. Нас встретили: веселая недружная компания, где главенствовали шестидесятники У. и Ю., вкусная еда, обильная выпивка и собственно хозяйка, которая была очень рада нашему визиту, хоть и пожурила меня тихонечко, зачем я все время встреваю в различные истории и, например, поссорился с классиком Ж. Я сказал правду, а именно, что лично я с классиком Ж. не ссорился, литбрат Е. пошутил на эту тему, и мы стали выпивать да закусывать. Третья бутылка «Арени» лежала у меня в сумке.

Стола как такового не было. Вот терпеть не могу это так называемое «западное», когда выпивают и кушают по углам и стульям, держа в руках тарелки, с которых падают на пол вилки и ножи. Я, может, не прав, но я в таких ситуациях потом обливаюсь и обязательно что-нибудь сверну или задену туловищем. В доме сказочника С. я разбил стекло, сев на стул около окна, и хозяин был вынужден ловко заклеить это окно цветной изолентой, отчего оно стало похоже на восходящее солнце. Вот так-то!.. Таково мое мнение по вопросу а ля фуршета! Вот я какой! Я отнюдь не прост, Ферфичкин! Я по всякому вопросу имею собственное мнение! Я себя обожаю, ха-ха-ха!.. Я – ворон! Я – инфантильный инферналий!.. И так далее...

Шестидесятник Ю. был и есть знаменитый драматург. Он сказал мне, что написал, напечатал и поставил 21 пьесу, что он выдохся, устал, не знает, зачем жить, что он – невыездной. Что они ему так и сказали – ты, дескать, жить – живи, печататься – печатайся, но ты невыездной. Я глядел на него и думал о том, что человек он неплохой, и у него, наверное, много денег, раз он поставил столько пьес. Интересно, куда он их девает? Ведь он одинок, жена у него давно в Париже (вот дался им этот Париж!). Постыдные мысли! Последнее дело – чужие деньги считать... Ю. сказал, что ему звонили из Америки и что там очень холодно. «А ты мне почему не звонишь?» – спросил он. «Да все некогда», – ответил я и не соврал.

А шестидесятник У. все больше молчал, медленно напиваясь и шевеля рыжими боцманскими усами. Он член с 1963 года и знаменитый писатель для молодежи. Сколько я его знаю, он всегда большей частью молчит или спрашивает тоскливо: «Ну, как дела? Наверное, плохо?» Ответ он слушает якобы внимательно, но все равно молчит, совершенно не веря, если ему скажешь, что дела идут хорошо, контора пишет. Молчит. Он раньше всегда ходил по Центральному дому литераторов с раздутым портфелем, в котором помещались рукописи, пол-литра и морковь из овощного магазина. Подойдет, спросит: «Где Вася?» И если скажешь, что нету, покачает головой и скажет тоскливо: «Ну, как дела?», а если Вася где-нибудь рядом, то ступает тогда к нему, поздоровается за руку, встанет в сторонке, шевелит рыжими боцманскими усами и молчит. Во шестидесятники, да, Ферфичкин?!

Именинница стала совсем пьяная, совсем томная, но отнюдь не противная. Она со всеми обнималась и всем говорила: «мальчики, мальчики...» У нее есть постоянный друг, бородатый, как черт. Зовут его Фирс. По-моему, он фарцовщик, а может, и нет, но денежки все равно водятся. Он заявил, что при нем ни слова ни о каких книжках, что он их не читает, но потом выказал определенную эрудицию и осведомленность, отчего я понял, что резкая его фраза являлась застольным приемом. Были там еще различные юноши, женщины, мужчины, но я их не знаю и не узнал, отчего ни дурного, ни хорошего, ни вообще ничего о них сказать не могу и не хочу. Мы возвращались домой в четвертом часу ночи. В машине У. и Ю. раздухарились, стали жаловаться, что жизнь ушла, как вода в песок. Литбрат Е. включил им кассетный магнитофон с записью питерской панк-группы «Свиньи», и они с недоумением и робостью прислушивались к изрыгаемым талантливыми молодыми людьми брутальным непристойностям... А потом я вышел из машины и направился домой, так что не могу сказать, чем закончились жалобы шестидесятников на жизнь и их встреча с новым искусством, ибо не знаю, да и знать, по совести говоря, не хочу, хотя никакой злобы к этим мужикам я, Ферфичкин, не испытываю, не за что. Мелькнет иной раз, что все они – одна лавочка, но это мнение, по-видимому, неправильное, быстропреходящее...

Утром я проснулся, конечно же, с похмелья, но, вовремя вспомнив грузинские слова: «выпей с утра, и весь день будешь свободен», налил себе стакан «Арени» из 3-й бутылки и возвратился в постель смотреть телевизор. А тут вскоре и передали, что теперь у нас уже есть новый вождь. Я тут же позвонил литбрату Е., чтобы сообщить ему эту примечательную новость, но он в ту же самую секунду звонил мне, так что мы смогли порадовать друг друга свежей информацией лишь через определенный промежуток времени...

Фу!.. Зачем я так вру и так мажу? Зачем так слаба человеческая память? Боже, ведь это (свежая информация) было на следующий день, в субботу 13-го ноября, а не в пятницу 12-го, когда я проснулся с похмелья. Решив писать плохо, я подозрительно быстро достиг в этом немалых успехов – всего 10 дней прошло, а я уже все путаю. Так что же будет через месяц, 2 месяца, год, 10 лет, Е. Б. Ж... Нет, скорее, скорее надо писать, нужно упорно трудиться, нужно быстро все записать, пока ничего не забыл... Писать, записать, утвердиться, восстановить в памяти, памяти, памяти... Кто, что – память. Кого, чего – памяти. Кому чего, а мне – памяти... О боже!..

12 декабря 1982 года

И ведь опять прошло полмесяца, Ферфичкин, с того времени, когда я последний раз брался за перо. Ужас!.. Оставил я вас, милые моему сердцу страницы! Ох, оставил! И уж так по вам скучал, не приведи господь, но ведь это – жизнь, Ферфичкин. Жизнь не врывается, она завораживает и интригует. Как заиграет эта жизнь в дуду, так всякий оставляй свои домы и дуй вслед за ней вприпрыжку... И я не исключение, да и не может быть никаких исключений. Так что смирись окончательно, смирный человек, и валяй дальше, если можешь, но только знай, что твой писательский долг Ферфичкину снова вырос. Глянь на дату начала «работы» – 25 октября. А сегодня уже 12 декабря. То есть, по взятому на себя обязательству «ни дня без странички», ты должен был сочинить по нищенскому минимуму: в октябре месяце 7 стр.; в ноябре – 30 стр.; в декабре – 12 стр.; итого суммарно 7 + 30 + 12 = 49 стр., а имеем всего лишь 34 (рукописных). Беда и явное отставание на фронте! Недостачу в 15 стр. срочно восполнить и покрыть! Ударной работой! Невзирая ни на что, ни на кого! А иначе – крах, ибо намеченное в 1000 листов отодвинется ужас куда, то есть в никуда, а это – соблазн, морок, искушение, игра «жизнь-смерть» и так далее. Восполнить немедленно, пока не пропал окончательно! Пока не пропал запал! Работать денно, нощно, не лениться, не залеживаться!.. К Новому году прийти с перевыполнением плана на 1%. То есть 49 стр. (плановых) + 19 стр. (по числу дней, оставшихся до конца года) = 68 стр. (план), а перевыполнивши этот план на 1%, я должен сделать дополнительно: 68:100 = 0,68 стр. То есть к концу года я должен сочинить 68 целых 68 сотых страницы. И сочиню, так как 34 у меня уже имеется