Читать книгу "Никто пути пройденного у нас не отберет - Виктор Конецкий"

В каюте засунул снасть в шкаф, чем весьма стеснил свои шмотки, и дочитал Перри. Мне кажется, автор не заглянул в медвежью душу, и потому книга скучна. Нельзя писать о звере только через его желудок.

Медведей в Арктике стало много больше, нежели еще десять лет назад. Это факт. И они уже наглеют – тоже факт. Значит, не совсем пустая затея вопли о сохранении наших младших или старших братьев. Эти вопли все-таки находят отзвук в очень и очень многих людях. И именно в добрых закоулках человеческих душ рождается эхо, а не в том месте, где живет страх наказания.

В этом рейсе первый мишка встретился у мыса Челюскина. Мчался от каравана панически, но – сукин кот! – успел на пути бегства еще нырнуть в какую-то прорубь, вынырнуть с чем-то съедобным и удрать за горизонт, держа это съедобное в пасти.

– Хороший зверушка! – сказал вечно хмурый второй помощник Митрофан.

Следующий мишка начал тоже с паники и бегства, но потом вдруг осадил себя на полном галопе, забрался на ропак и стал выть в нашу сторону, вытягивая шею и голову по-коровьи – вероятнее всего, выл он матерно.

И Митрофан сказал хмуро:

– Хороший зверушка… пока спит зубками к стенке.

Дальше в рейсе мы их перестали замечать и тем более считать – слишком жарко нам было на мостике.

А вообще, профессионализм в какой-либо нелитературной деятельности очень опасен для литературы, очень! Он притупляет остроту восприятия, лишает удивления перед миром. Если тебе не интересен белый медведь и ты отворачиваешься от него, то это опасно…

В 14.30 обнаружили очередную неприятность: затоплена шахта лага. Естественно было предположить, что туда поступает забортная вода через деформированные сальники, но, слава богу, просто лопнул трубопровод от штевневого варианта лага. То есть вода поступала в шахту изнутри судна, а не из-за борта. Ладно, нам лаг понадобится еще не скоро, а осушить шахту – небольшая проблема, хотя и муторная для третьего помощника и стармеха.

Никто не знал, что навигация этого года окажется самой тяжелой за пятьдесят пять лет, что Индигирка, Яна, Колыма станут много раньше обычного, а Восточно-Сибирское море фактически не вскроется ни на сутки и мощные паковые поля будут толкаться в проливах Лаптева и Санникова и в августе, и в октябре…

Вот вам и долговременные прогнозы, и паутина полярных гидрометеостанций, и фото со спутников. Никто в восточном и западном штабах проводки не получал заранее предупреждений об экстремальных обстоятельствах этой навигации. Атомоходы спокойно ремонтировались, зализывая раны от зимних ямальских льдов и шумных высокоширотных экспедиций, а мы кантовались в Айонском ледяном массиве, наивно полагая, что еще пройдем на запад, и свезем игарские доски на теплое Средиземное море, и к ноябрьским праздникам шикарно ошвартуемся в Питере.

Октябрь – самое тяжкое для работы в Арктике время года.

И вот он наступил.

20.30. Веселый голос первого помощника по трансляции: «Сегодня новый художественный кинофильм „Дела сердечные“!»

У нас нет карт ни Чукотского моря, ни Берингова, ни Тихого океана, ни Охотского, ни Японского. В Певеке все комплекты уже разобраны: восемнадцать судов пошли вместо запада на восток. В 1955 году я проплыл этим маршрутом по географической карте СССР, но тогда, правда, мы в караване шли.

Каждый раз, когда я использую разрешение Октавиана Эдуардовича и моюсь в его ванной, то отмечаю увеличение количества голеньких и полуголеньких ню на стенках и даже на потолке. Зрелище, как я уже отмечал неоднократно, восхитительное. Но меня интригует, откуда лютый враг консула Антония, запутавшегося некогда в сетях Клеопатры, пополняет свою коллекцию голеньких прелестниц.

Нынче, наконец, решился задать ему этот вопрос.

– Нет, нет, вы ошибаетесь, – решительно сказал Октавиан Эдуардович. – Количество, гм, девушек в ванной – константа. Просто рейс затягивается, и ваше внимание к этому загадочному вопросу мироздания резко возрастает.

Достаточно взглянуть на обнаженную девушку – бегло взглянуть (и не на идеально красивую), чтобы понять: в существе этом соединились все гармонии вселенной.

На такое мое восхищенное мнение никак не воздействует мой пол. Я неоднократно наблюдал тихое, благоговейное восхищение женщин перед совершенством юной девы. И это очень важно. Потому что если бы, предположим, петух мог мыслить так же глубоко и тонко, как я, то и он бы, возможно, высказал о девственной курочке, увидев ее обнаженной, такое же вселенско-гармоническое восхищение. Но я никогда не замечал, чтобы старая курица восхищалась молоденькой курицей-девушкой, а пожилые женщины способны на такой подвиг!

Последнее мое наблюдение бесспорно ставит человечество по интеллекту выше птиц.

Однако следует помнить, что любая дама любого возраста убеждена, что тайны ее телес есть (или были) самые замечательные тайны. Это отчетливо заметно по той презрительной снисходительности, с которой любая живая дама рассматривает фото глянцевитых красоток на развороте «Плейбоя».

Среди полученных писем есть одно стихотворное, автор – капитан танкера «Маршал Жуков» Алексей Иванович Антонов. («Маршал Жуков», систершип танкера «Маршал Бирюзов», тоже строился в Сплите.)

Ты расскажи и про ночные бденья,

И как моряк находит вдохновенье

В стихии и в себе самом.

Мечтал и я когда-то пописать,

О чем-то главном людям рассказать,

Но не могу предать корявым мыслям лоску:

Ведь двадцать с лишком капитанских лет,

Увы, оставили свой след

Не только в печени и в реденькой прическе.

Ты на два года младше, ты еще мальчишка —

Еще есть время посидеть над новой книжкой.

Достаточно тебе штормов и льдин.

Пора травить, что выбрано, втугую.

Теперь писать, писать напропалую.

Пусть знают обыватели-невежды,

Что все еще идут за Доброю Надеждой —

Находятся такие чудаки! —

Которые по волнам вечно бродят,

Чего-то там в душе своей находят,

Которым жизнь сидячья не с руки,

Что есть еще летучие голландцы!

И что у них меж жизнью и мечтой

Еще не стерлись кранцы!

Во какие стихи наши капитаны пишут…

Наш экипаж представляет к этому моменту из себя то самое общежитие, в котором обыватели не в свое дело не суются, пороху не выдумывают, отчаянных передовых статей не сочиняют, а простенько себе живут и бездумно-степенно блаженствуют в безделье ледового дрейфа.

Встал в четыре утра. Туман, снег.

Поговорил с «Леонидовым». На вахте у них был старпом. Он работал четвертым помощником на «Воровском», когда в шестьдесят седьмом мы катали туристов в Арктику. Его лица вспомнить не смог.

Попугивают, опасно побаливая, правый локоть и шейные позвонки. Застудил? Как бы не хватанул остеохондроз. Спал в свитере, связанном из собачьей шерсти.