Читать книгу "Офицер. Сильные впечатления - Сергей Морозов"

Когда она открыла глаза, девочка все еще стояла около ее стола и морщила лоб, словно продолжала переваривать содержание последнего рецепта из серии «секреты профессии». Машу снова уколола совесть. Если бы она действительно знала какие-то особые профессиональные тайны, то с радостью бы поделилась ими. Ей самой все тайны будут скоро ни к чему. Поскольку она будет качать ребеночка. Во избежание дальнейших вопросов Маша поспешно поднялась и спросила:

— Артем уже в студии?

— Кажется, он еще не приходил.

— Если увидишь его, скажи, что я жду его в буфете. Если, конечно, тебе не трудно.

— Что вы! — воскликнула девочка, преданно подпрыгивая на задних лапках. — Я для вас что угодно готова сделать!

* * *

Бросив растроганный взгляд на удаляющиеся сетчатые колготки ассистентки, Маша направилась в буфет исключительно для того, чтобы где-нибудь в уголке поразмышлять об отдаленном будущем. Но и там поразмышлять не пришлось. В буфете она встретила целую компанию коллег, с которыми работала еще в те времена, когда Эдик ловил ее с градусником. Это была неразлучная троица Петюня — Ирунчик — Гоша. Увидев ее, они хором заохали и заахали.

— Какой кошмар, Маша! — воскликнул Петюня-помреж, весивший не меньше центнера. — Я до сих пор не могу прийти в себя от того, что случилось с Ромой!

Петюня имел привычку чесать у себя между ног, когда его увлекал какой-то сюжет. Он хохотал и плакал над материалами, как ребенок.

— Я за всех вас молилась, да, видно, не помогло! — воскликнула Ирунчик-гримерша, которая с большим мастерством запудривала на щеках, шее и прочих местах Маши следы любовных приключений с Борисом Петровым.

— А ты какому Богу молилась, Ирунчик? — спросил Гоша-редактор.

Он был такой нервный и длинный, что когда очки сваливались с его утиного носа, то обязательно разбивались.

— Как какому? — удивилась Ирунчик. — Нашему, православному, конечно!

— Вот видишь, — заметил Гоша, тряся головой, — а там нет другого Бога, кроме Аллаха!

— Неужели Рома сделал что-нибудь этому Аллаху? — почесавшись, вздохнул громадный Петюня.

По его пухлой щеке скатилась крупная слеза, которую он поймал огромным клетчатым платком, который привычным движением извлек из своего безразмерного кармана.

— Не надо, ребята, — попросила Маша, — не то я сейчас тоже расплачусь.

— Если бы ты знала, как мы здесь все рыдали, — сказала Ирунчик, прижимая к себе Машу.

От нее пахло как от парфюмерной лавки.

— Я знаю, — кивнула Маша.

— Говенная наша жизнь, — вздохнул Петюня, убирая платок обратно в пропасть своего кармана.

— Тоже мне, открыл Америку! — поморщившись, проворчал Гоша и, двигая одним носом, попытался поднять повыше сползающие очки.

Глядя на обступивших ее коллег, Маша подумала, что молоденькой ассистентке, пришедшей на телевидение с мечтой блеснуть в эфире, — как когда-то и сама Маша — из всех «профессиональных» тайн достаточно было бы познать эту одну — тайну цеховой солидарности. Если господин Зорин, твердя, что Останкино для них — «дом родной», вряд ли понимал смысл того, что говорил, то для остальных сотрудников это не было пустым звуком. Впрочем, эту тайну невозможно было познать. Это нужно было просто чувствовать.

— Здесь такое творилось! — сказал Петюня. — Когда шел тот твой репортаж, я имею в виду.

— На тебе просто лица не было, — сказала Ирунчик. — В этом случае не помог бы никакой грим.

— Я думал, что ты вот-вот в обморок грохнешься, — добавил Гоша.

Для коллег, которые годами не вылезали из студии, работая лишь с пленками, Маша была кем-то вроде живой богини, имевшей силу и власть не только путешествовать в ином бытии, — каким для них был мир внешней реальности — но и предопределять это бытие. Она была сверхчеловеком, который был там и все видел своими собственными глазами. Маша понимала, что не вправе отказать им в том, чтобы через нее они ощутили все то, что произошло за пределами студии. Иначе они не найдут покоя и не смогут примириться с трагедией. Ведь они знали Рому Иванова и любили его так же, как и она… С другой стороны, и сама Маша не будет знать покоя, если не узнает того, что происходило с ними.

— Неразбериха в студии царила ужасная, — сказал Петюня. — Мы как чувствовали, что случится какая-то гадость…

— После обеда я сидел у Артемушки, — вспоминал Гоша. — Ему позвонил господин Зорин. А тому, кажется, позвонили коллеги из Си-Эн-Эн. Мы ведь всегда все узнаем последними…

— Не всегда! — запротестовал Петюня и снова почесался. — Маша присылает такие горячие репортажи, что обжечься можно!

— Ну, Маша! — уважительно отозвался Гоша. — Ее я, естественно, в виду не имел.

Далее Гоша рассказал, что по первой информации, полученной от Си-Эн-Эн, стало известно, что в пригороде Грозного какая-то съемочная группа попала под обстрел и что есть раненые.

— Никому и в голосу не могло прийти, что случится что-то подобное, — воскликнул Гоша. — Нас попросили подождать, не пороть горячку, пока не выяснится все подробно.

Господин Зорин позвонил в отдел новостей и распорядился, чтобы Артем не отходил от телефаксов — на тот случай, если сюда новая информация поступит раньше.

— В тот день был просто какой-то обвал информации. Я разгребал горы бумаги, стараясь выловить что-нибудь о событиях в Грозном. Мы с ума сходили от неизвестности, — сказал Петюня и снова полез за платком. — Мы понятия не имели, где вы, что с вами!

Маша прикрыла глаза и мгновенно воспроизвела в памяти всю цепочку событий того дня.

— Когда военные подавили огневые точки боевиков, засевших на холмах, — начала рассказывать она, — за останками Ромы подогнали бэтээр. Останки завернули в брезент, который уже был измазан чьей-то кровью, и погрузили внутрь. Наш оператор настоял, чтобы ему позволили ехать вместе с Ромой. Бэтээр шел с танковой колонной. Я сидела в командирском «газике». Я уже оправилась от первого шока и, приехав в Грозный, сразу бросилась в главную комендатуру, чтобы получить связь с Москвой. Один полковник провел меня к телефону, но сначала я зашла в какую-то кладовку и сняла куртку, которая сплошь была забрызгана кровью. Мне дали другую. Мальчик-связист почему-то долго не мог соединиться с Москвой. Вернее, с Москвой-то он сразу соединился, но вот там возникли какие-то вопросы. Полковник взял трубку и долго что-то объяснял, а потом ждал ответа. Я сидела, как оглушенная, и не понимала ни одного слова. Потом я разозлилась и вышла на улицу. Здесь я наткнулась на группу французского телевидения, и французы, обрадовавшись, что перехватили меня, предложили связь по спутнику. От них я узнала, что корреспондент Си-Эн-Эн, которому удалось что-то узнать по своим каналам, уже успел передать своим какую-то информацию… Поэтому-то сначала наш господин Зорин и получил неточные сведения.