Читать книгу "Светские преступления - Джейн Стэнтон Хичкок"

Инспектор сделал пометку в блокноте.

— Когда покупка совершилась, мы предались воспоминаниям, и вот тогда Моника призналась, что серьезно больна.

— Чем?

— Она не сказала, но… — я вздохнула, — думаю, речь шла о раке. Так или иначе, она взяла с меня клятву не проговориться ни единой живой душе.

— Она была у врача?

— Вот именно, что нет! Сказала, что боится узнать правду. Я попробовала ее убедить, что так будет лучше, предлагала даже пойти вместе с ней. Вы ведь знаете, сейчас есть методы ранней диагностики, и кое-кто из моих знакомых благодаря этому избежал серьезной опасности. Так вот, когда в то злосчастное утро Моника позвонила мне и так настаивала на встрече, я подумала, что ей, быть может, поставили диагноз.

— Значит, вы навестили ее?

— Да.

— И что же, ваша догадка оказалась верна?

— Нет, вовсе нет. Как оказалось, она хотела видеть меня по совсем иной причине.

— Да? По какой же?

— Знаете, я до сих пор нахожу это странным. Моника… она… словом, это был порыв раскаяния. Что-то вроде того, что Бог наказывает ее за прошлые прегрешения. Понимаете, это было совсем на нее не похоже.

— Не могли бы вы восстановить события того утра шаг за шагом и поподробнее?

— Отчего же нет? Хм… начнем с того, что горничная (вы с ней, конечно, уже встречались — такая молоденькая, по виду испанка) впустила меня в квартиру и отвела в спальню. Моника сидела за туалетным столиком. Она собиралась завтракать и спросила, не хочу ли я составить ей компанию. Я уже завтракала, но выпить кофе согласилась. Горничная вышла, и вот тут начались все эти странности. Моника вскочила и со слезами бросилась мне на шею, повторяя: «Прости, Джо, прости!» Я совершенно растерялась!

— Простить ее? Как вы думаете, за что?

— Это же очевидно! За роман с Люциусом, за историю с завещанием… и все такое прочее. Она уже заводила такой разговор за ленчем, но это была настоящая истерика! Я не знала, что делать, и сбежала в туалет, а когда вернулась, в спальне уже была горничная с завтраком. Моника (к моему большому облегчению) уже взяла себя в руки. Мы выпили кофе. Я осторожно попыталась расспросить ее. Оказалось, она так и не была у доктора. Я пригрозила, что пожалуюсь Нейту, но она только отмахнулась и сказала, что у нее есть для меня важная новость. Ее вид… она была не в себе.

— А точнее?

— Трудно сказать. Раньше она никогда себя так не вела. Она показывала мне пилюли, которые в последнее время употребляла, — возможно, дело было в них. Когда кофейник опрокинулся, это ее прямо-таки взбесило. Помню, она минут пять терла пятно мокрым полотенцем, как леди Макбет пятно крови. «Сгинь, сгинь, проклятое пятно!»

— А что за пилюли? Не помните названия?

— Что вы! Сама я по возможности избегаю лекарств, вот названия и не держатся в памяти. Моника сказала, что это средство от бессонницы. Скорее всего валиум.

— Давайте вернемся к вашему разговору. Что это была за важная новость?

— Ах да! Это, на мой взгляд, самое странное. Исповедь! Вообразите себе, Моника призналась, что трижды была замужем и каждого мужа так или иначе обманула. Люциусу она сказала, что беременна, хотя это невозможно из-за подпольного аборта в молодости. Можете себе такое представить? Якобы она знала мистера Натаниеля задолго до Люциуса и использовала его в своих интригах. Боже, что за мешанина! Я была настолько шокирована, что не знала, куда девать глаза.

Пока я говорила, инспектор Шрив делал пометки в блокноте, но стоило умолкнуть, как он поднял на меня испытующий взгляд.

— Как по-вашему, зачем она откровенничала с вами?

— Откуда мне знать? — Я уставилась в пространство с видом глубокой озабоченности. — Нет, не имею ни малейшего понятия.

— Должны же у вас быть какие-то предположения.

— Какие? Я знаю только то, что она сама мне сказала: насчет болезни, расплаты свыше и тому подобного. Допустим, ее замучила совесть. В конце концов, и такое случается! И потом, как можно искать логику в словах и поступках человека, который…

— Который что?

— Наглотался таблеток!

— Ну, это еще не означает сдвига по фазе, — улыбнулся полицейский.

— Вообще говоря, инспектор, не мне судить. Для этого у нас с Моникой были слишком сложные отношения. Сначала близкие подруги, потом враги… все это нелегко. Лично я раскаиваюсь в кое-каких своих поступках по отношению к ней, не исключено, что и она в конце концов о чем-то пожалела.

— Чем же закончилась ваша встреча в то утро?

— Я добилась от Моники согласия пойти к врачу, но не очень поверила ее обещаниям. Собиралась на другой день позвонить и удостовериться. Поскольку мне нужно было на работу, я ушла.

— Кто-нибудь видел, как вы уходили?

— Горничная. Она провожала меня до лифта. Я все не могла обдумать услышанное и… о! — воскликнула я, как бы внезапно вспомнив. — Я же забыла очки и возвращалась за ними!

— С горничной?

— В каком смысле?

— Мне нужно знать, где была горничная, когда вы вернулись за очками. Осталась у лифта или прошла с вами в спальню?

— Она ждала меня у двери спальни. А что такое?

— Очень важно, видела ли она в этот период свою хозяйку.

— Видела ли? Хм… наверное, видела. Дверь дважды отворялась, она могла заглянуть. А что?

Тед Шрив отложил блокнот и поудобнее устроился на стопке ковров.

— Миссис Слейтер, кое-кто полагает, что это вы столкнули графиню де Пасси с балкона, чтобы свести с ней счеты.

— Я?! Ну, знаете ли!.. — Я приняла вид отчасти шокированный, отчасти удивленный. — По-вашему, я похожа на убийцу?

— Я на этой работе двадцать три года, но до сих пор получаю сюрпризы, — заметил полицейский со смешком. — Теду Банди с его внешностью больше пристало бы петь в хоре мальчиков.

— Тед Банди не может похвастаться тем, что принимал у себя трех американских президентов.

Инспектор засмеялся.

— Вот видите! — заметила я с достоинством. — Прежде всего я женщина хрупкая. Мне было бы довольно трудно столкнуть с балкона особу на десять лет моложе и в гораздо лучшей физической форме.

Наступило молчание. Тед Шрив продолжал изучать мое лицо своими пронзительными карими глазами.

— Я уже опрашивал мистера Натаниеля. По его словам, графиня рассказывала нечто прямо противоположное: что это вы больны, а ожерелье продали, чтобы заплатить по счетам за медицинскую помощь.

— Я больна?! — Глаза мои должным образом округлились. — Инспектор, я никогда не жаловалась на здоровье!

— Тогда почему она так сказала?

— Почему, почему… может, хотела, чтобы так оно и было! Знаете, некоторые находят утешение в самообмане. Думают, что таким образом можно отвести несчастье.