Читать книгу "Попаданец со шпагой - Вячеслав Коротин"

Увертюра почти любого сражения, кроме разве что встречного кавалерийского боя, исполняется на пушках. Они и начали. Загрохотало над овсяным полем, и поплыли по небу гранаты, чтобы принести смерть в стройные порядки атакующих и обороняющихся. А построены солдаты плотно, так что каждое удачное попадание вырывает более десятка бойцов. Как из идущих вперед, так и ожидающих на месте. И не так обидно, если «ожидающие» стоят в первой линии обороны. Андрей Болконский, если вспомнить Льва Николаевича, сгубил треть своего полка, находясь под артобстрелом, стоя в резерве и не сделав ни единого выстрела по противнику, – тот еще «подвиг».

Но вот и наступающие колонны французов дошагали до той зоны, где потрудился я со своими пионерами. Растяжки сработали качественно: зацепил солдат веревочку, протянутую к глиняному горшку, в котором находится динамитная шашка и дробь, выпрошенная у изюмских гусар, сработал нехитрый детонатор – и «нате вам!». Ближайших убивает и калечит контузией, а тех, кто подалее, достают летящие черепки и свинец. Я насчитал с десяток таких взрывов на протяжении двадцати секунд. Значит, две мины все-таки не сработали… Но процент отказов для такой ситуации вполне благоприятный.

А теперь еще один «сюрпрайз»: открыли огонь егеря. С запредельной дистанции. А промахов по таким крупным мишеням, как плотные ряды пехотинцев, было, разумеется, немного. То есть стали падать французы, поляки и прочие голландцы задолго до того, как получили возможность открыть ответный огонь или даже резко сорвать дистанцию, перейдя с шага на бег: бросок бегом можно начинать не ближе чем за сотню метров до противника, иначе строй будет совершенно сломан и управление им потеряно.

А до наших порядков еще почти пятьсот шагов, и пули нового образца успеют как минимум в три очереди егерских выстрелов выкосить не один десяток вражеских солдат.

Да и пушкари добавляли огоньку сначала гранатами, а потом, перейдя на картечь, и пехотные полки, после приближения вражеских колонн, врезали дружными залпами.

А в довесок, видя расстроенное состояние французской пехоты, Остерман послал в атаку залихватских изюмцев генерала Дорохова, и те своими пиками и саблями почти полностью растерзали левый фланг наступающих. Там началось просто паническое бегство.

Но противник сумел парировать этот ход контратакой польских улан. Завязалась встречная рубка легкой кавалерии.

Красная и синяя лавины нахлынули одна на другую – и понеслось… Конь на коня, пика на пику, сабля на саблю, крики, ржание лошадей, выстрелы гусарских мушкетонов и уланских карабинов, вскрики раненых, топот копыт, который был различим даже со штабного холма… Бились славянин со славянином на славянской земле. Но одни из них сражались под романскими знаменами, а другие защищали свою Родину. Хотя обидно… Чертовски обидно, что мать-история устраивает такие вот идиотизмы.

А поляки начали уже теснить гусар, поскольку числом серьезно превосходили изюмцев. Еще немного – и наши кавалеристы могут дрогнуть и податься назад, а на их плечах уланы запросто способны добраться до батареи-другой и покрошить там орудийную прислугу в мелкий винегрет.

Положение спасла конноартиллерийская полурота, которая со всеми своими шестью пушками вынеслась прямо к самому месту рубки и буквально за несколько минут начала брать на картечь кавалеристов Понятовского. Причем прислуга орудий начинала стрелять, не дожидаясь готовности других пушек, чуть ли не прямо на ходу – только с передков и сразу «огонь!».

Кавалеристы вышли из «клинча», и в сражении наступила некоторая передышка. Французы, понявшие, что дуриком с позиции нас не сбросить, отошли для перегруппировки своих сил и подготовки к новой атаке.

Наверное, не только у меня сидела в мозгу занозой мысль: «А дальше-то как?» Ну то есть остановим мы неприятеля, не дадим ему овладеть позициями, и что? Не стоять же тут, дожидаясь всей наполеоновской армии, которая перемелет один корпус, даже не заметив этого. В конце концов, придется ведь и отойти. А отходить, имея на плечах вражескую кавалерию, очень чревато. Это боевые порядки нерасстроенной пехоты для конников «крепкий орешек», а на марше растерзают за милую душу. Тем более и артиллерия будет по-походному. Нужно, необходимо как воздух кавалерийское прикрытие, а его нет. Уже достаточно растрепанный Изюмский полк не справится, несмотря на доблесть гусар графа Долона. Просто разум отказывался понимать, как мог Барклай не предусмотреть такого очевидного факта.

Оказалось, что я ошибался: часам к шести на подмогу прибыли нежинские драгуны и елизаветградские гусары. То есть теперь кавалерийский резерв имелся, и, как я понял из разговоров Остермана с коллегами-генералами, ожидается еще пара конных полков.

– Ваше сиятельство, – обратился я к командующему корпусом, когда в его общении с подчиненными случилась пауза, – разрешите проведать своих пионеров, если я вам на данный момент не нужен?

– Разумеется, ступайте, полчаса у вас есть наверняка, – кивнул генерал. Молодой генерал. Ему ведь где-то около сорока, а уже командует корпусом, хотя… Это ведь и было время «молодых генералов». Не случайна та песня из рязановского «О бедном гусаре замолвите слово», которую пела героиня фильма на банкете. Сорокалетние генерал-лейтенанты вроде Остермана, Витгенштейна, Раевского или тридцатилетние генерал-майоры, такие как Кутайсов, по тем временам – самое обычное дело.

Так и ничего удивительного: затяжные войны – прекрасный трамплин для армейской карьеры. Да и людьми большинство из высших военных того времени были неординарными, умели подбирать себе помощников не абы как. Знаете, кто был адъютантом Витгенштейна? Пестель. Личность, конечно, неоднозначная, но точно ЛИЧНОСТЬ. А у того же Остермана? Лажечников. Да-да, тот самый русский Дюма, автор «Ледяного дома» и «Последнего новика». По мне, так с «Тремя мушкетерами» или «Графом Монте-Кристо» упомянутые романы «рядом не валялись», но из российских исторических романистов века девятнадцатого вспоминаются только он и Данилевский. Тоже, кстати, не очень-то читабельный. Но уж имеем то, что имеем – остальные вообще в моей памяти ничем следа в данном жанре не оставили. А может, и не было их?

Ну да ладно, не о русской литературе мне сейчас думать…

По дороге прошел мимо… Как его назвать? Полевого лазарета? Перевязочного пункта? Медсанбата?

Ну, в общем, вы поняли… Жутковатое зрелище. Причем травмированы были не только зрение, но и слух: вопли оперируемых в те «пещерные времена» раненых и умирающих – это не самые приятные звуки для человеческого уха. Описывать то, что я видел, не хочется категорически. А вот обоняние мое было обласкано. Причем препротивным запахом. Но все относительно: «аромат» фенола в месте, где работала военно-полевая хирургия, – бальзам на душу.

Значит, не зря! Не зря я отказался от идеи синтезировать весьма стремную по тем временам пикриновую кислоту и данный продукт разгонки дегтя «завещал» полностью отправлять в распоряжение Бородкина.

А мои пионеры занимались в это время под командой поручика Булаха тем, чем и должны были – копали. Нет, не траншеи копали или рвы – могилы. Не бросать же павших в бою на прокорм птицам и зверью? (Извините за неуместную рифму.)