Читать книгу "Слава богу, не убили - Алексей Евдокимов"

Лицо человека, разбитое, наполовину ссаженное, лиловело, багровело, бурело свежей коростой. Справа на шее, плече и груди запеклась кровь, натекшая из порванного уха, слева — из пореза над ключицей. Спереди он сплошь — от обуви до волос — был вымазан подсохшей черной грязью. В дырах майки тоже темнело: царапины, кровоподтеки, синяки… На ровном месте человек спокнулся и сел на обочину тропы. Затем лег на спину.

Небо делалось ярче, вылезло солнце, высокая трава драгоценно замерцала. Звякали, тренькали птицы — или это в голове Кирилла зуммерило, посвистывало, шелестело, стрекотало неурочными кузнечиками. Какие-то радиоголоса временами налетали (притом что людей или жилья в обозримой близости не было), музыка какая-то, смутная, но привязчивая. Он поворочался во влажной траве, с натугой сел — боль увесисто перекатилась в голове. Никак не выходило справиться с дрожью.

Стиснув щербатые зубы, в несколько приемов утвердился на едва держащих ногах. Постоял, покачиваясь. Солнце уже слепило, уже грело. Туман почти исчез.

Он сделал шаг, и еще. И десять, и двадцать, и пятьдесят. Приемник в черепе по-прежнему ловил белый шум разной интенсивности, а иногда, на каких-то неведомых миру волнах, — знакомые и незнакомые мелодии, разговоры, в которые Кирилл даже вставлял свои реплики. Губы только одеревенели и не слушался засохший язык.

Вдруг оказалось, что до ближайших деревьев рукой подать. Тропинка раздвоилась: одна стежка, едва различимая, нырнула к зарослям, в балку, вторая свернула и повела верхом — туда, где показались крыши неприметной деревеньки, похожая на гранату ржавая водонапорная башня с аистиным гнездом наверху. Кирилл шел по этой второй, пытаясь распознать музыкальную тему, отдающуюся в нем дразнящим затухающим эхом. На-на-на-на-а-а… На-на-на-на-а-а… Давай покрасим холодильник в черный цве-ет… «Крестный отец»… Нино Рота… Love Theme From the Godfather… М-м-м-м… Прилипло…

Поднималось солнце, высыхала роса, зудели насекомые. Растворялись в лазури белые нитяные, паутинные завитки. Легкий ветер ворошил свеже-зеленое поле в яркой маковой сыпи, лесополосу, прикрывшую овраг с проржавевшим автоостовом на дне. Чумазый, окровавленный, оборванный некто ковылял, пьяно-валкий, мимо, ежился и мычал Love Theme с коричневых сицилийских каменистых холмов.

Глава 26

Он вышел к деревне с тыла, с огородов — влез на один заброшенный, толкнув забор, и без того почти упавший, продрался через бурьян, уже отчетливо слыша квохтанье и лай. Откинул запор кряхтящей калитки, вышел на пустую улицу. Прямо напротив него были люди: за забором лоснилась автомобильная крыша, брякнула цепью, гавкнула басом псина. Ей откуда-то ответила другая. Кирилл не мог бы сказать, действительно ли надеется, хоть в малейшей степени, на участие и помощь или просто рассчитывает узнать, где он находится и в какой стороне цивилизация. Ему показалось, кто-то мелькнул в окне дома, за тюлевой занавеской — но, может, показалось…

При его приближении к калитке собака, огромный серый метис с кавказцем в одном-двух поколениях, с неожиданной яростью рванул цепь, загромыхал тяжелым ухающим лаем. Цепь, что странно, выдержала. Вторая, невидимая псина рявкала тоном повыше, отрывисто — будто стреляла. Кирилл потоптался у входа, постучал в калитку, крикнул: «эй!» — и не услышал себя из-за собачьего беснования. Но он подумал, что хозяева сами выглянут на этот шабаш.

Ждать не пришлось — дверь в доме распахнулась почти сразу, с крыльца сбежал невысокий залысый крепыш в майке на лямках. Кирилл не успел удивиться охотничьей «переломке» в его руках, как оба ее дула уставились ему в солнечное сплетение с расстояния пары метров.

— Стоять! — не столько услышал, сколько догадался Кирилл. Мужик добавил еще что-то, что восстановить было сложней. На одутловатом кувшинном рыле была сплошная злобная решимость.

— Сюда иди! — повторил «охотник» громче.

Кирилл неуверенно взялся за калитку.

— Быстро, блядь! — мужик отступил на шаг, продолжая целиться.

Кирилл шагнул внутрь. Собака прыгнула навстречу, вскидывая пасть со сморщенной мокрой губой — можно было разглядеть ребристое небо. Накатил сырой запах псины. Сорвется — сожрет с костями и подметками…

— Да слуште… — Кирилл дернул рукой, то ли протестующе, то ли успокаивающе, снова себя не слыша. — Я не…

— Молчать! — реконструировал он реплику мужика. Тому-то явно не требовались разъяснения: он-то отлично понимал, что происходит и что будет происходить дальше. — Туда, — коротко повел двустволкой в сторону двора, где стояла машина. — Пошел!

Пришлось прижаться к забору, чтоб не угодить псу в зубы. Хозяин и не думал его утихомиривать. Толстенная цепь лязгала, бешено натягиваясь. «Охотник» шел следом, что-то напористо говорил, неясно, к кому обращаясь. Кивком дула указал направление — в глубь двора. «Все, блядь, достали…» — расслышал Кирилл.

За углом Кирилл увидел и вторую собаку: какой-то коренастый пегий людоед (стаффорд? Кирилл в этих крокодилах никогда не разбирался) стоял на плоской крыше своей будки, возбужденно вибрируя, вперившись в цель махонькими и странно пустыми, как у втертого дурцефала, глазками. Слава богу, он тоже был привязан.

Сараи, огород, некая безоконная каменная пристройка на задах дома. На нее и показал ружьем мужик, что-то скомандовав. Кирилл послушно встал рядом с прислоненной дыбом тачкой.

— Мордой! Мордой к стене, сказал!

Кирилл развернулся. Перед лицом была сероватая штукатурка.

— Я сказал, что мочить вас, тварей, буду, — яростно объявил мужик. — Все, бля! Вообще же, суки, охерели!..

Кирилл, вдруг начавший догадываться, в чем дело, хотел поспешно объясниться — и обнаружил, что не может произнести ни слова.

— Всех перестреляю, ты понял?!

— Я не бомж… — выдавил Кирилл, и тут же шарахнул выстрел. Кирилл только пригнул голову, по которой остро хлестнула штукатурка. Уши заложило, в черепе повис звон — даже лай он какое-то время едва слышал.

Кажется, пуля, не дробь… Он судорожно выдохнул.

— Ты понял, сука?! — удар твердым — прикладом — между лопаток бросил Кирилла на стену. — Понял?! Перестреляю!..

— Я не бомж… — он отодвинулся и увидел, что от его лица на стене осталось грязное пятно.

— Полдеревни, твари, сожгли! Да тебя самого сивухой вашей облить и поджечь! Тв-в-вари, ну твари!.. — он ткнул прикладом в область почек, и Кирилл свалился на колени, опершись рукой о стену, чтоб не растянуться совсем. Мужик пнул его ногой, потеряв шлепанец.

Кирилл беспомощно оглянулся по сторонам и вдруг встретился взглядом с девицей, вышедшей из-за угла дома. Лет пятнадцати-шестнадцати, толстоватой, мелкоглазой, в куцой маечке, куцых штанишках, в пупке — блестящий камешек. На Кирилла она смотрела с равнодушным отвращением. Шевельнула ртом.

— А? — тоже не разобрал мужик.

— Собак на него спусти, говорю.