Читать книгу "Амнистия - Андрей Троицкий"

– Слушай сюда, Кактус, – Руденко стал серьезным. – Если в этот раз ты меня натянешь… Если хоть что-то пойдет не по твоему сценарию… Тогда без вазелина ко мне не приходи. А лучше – с веревкой. Чтобы успеть удавиться до того, как у нас начнется серьезный разговор. Тогда не жди легкой жизни. И легкой смерти тоже не жди. Вон, видишь на стене картину?

Локтев повернул голову в ту сторону, куда показывал палец Руденко. На репродукции сумрачного полотна царь Иван Грозный прижимал к себе истекающего кровью сына.

– Этому чуваку, ну, сыну просто позавидовать можно. Отец навернул его палкой по репе. В репе образовалась дырка. И чувак натурально откинулся. Легкая смерть. Но ты на такую же легкую смерть не рассчитывай. Твоя смерть будет куда труднее. Это я тебе обещаю. А картину предсмертной агонии не напишет даже художник-реалист Шилов, хотя лично я его почему-то уважаю.

Руденко погрозил Локтеву тяжелым кулаком и, довольный собственным остроумием, заржал. Локтев перестал отличать шутку от серьезного разговора. Он долго разглядывал полотно известного живописца, думая о том, что смерть царевича и вправду легкая. Скажем, Зеленский умирал куда тяжелее. Руденко прищурился:

– Скажи мне, где ты сейчас живешь? Где тебя искать в случае надобности?

Придется отвечать правду. Теперь выбора уже не было. Локтев вздохнул, назвал адрес и номер телефона Мухина. Руденко что-то начирикал в своем блокнотике, встал и направился к двери.

* * *

Тарасов подъехал к домику собаковода Васильца, когда на улице уже смеркалось. Над пригородом зрела, наливаясь зловещей синевой, огромная грозовая туча. Дождя ещё не было. Но время от времени, окрестности озаряли бледные вспышки молний. А вдогонку небесный свод сотрясал раскат далекого грома.

Во всей округе не горел ни единый фонарь, окна домов оставались темными. Ветер гнал по узкой грунтовой дороге клочья газет, оборванные с деревьев листья, мелкий мусор.

На душе Тарасов было тревожно. Он вытащил из бардачка пистолет, положил его в карман пиджака. Запер «Жигули», подошел к калитке и долго барабанил кулаком в крашеные зеленой краской дюймовые доски. Только спустя пять минут во дворе послышались неясные звуки, кажется, скрипнула дверь или половица на открытой веранде, послышался знакомый голос: «Иду, уже иду».

Василец, обутый в галоши на босу ногу, распахнул калитку, пропустил гостя во двор. Накинув на калитку крюк, он забежал вперед.

– Не ждал вас, – сказал Василец. – Не думал, что ещё встретимся. Вы тогда сказали: все забудь. Я забыл.

– Дело есть, – коротко ответил Тарасов. – Думал уж, дома не застал.

– Гроза идет, – крикнул собаковод. – Может, град ударит. Я на огороде огурцы пленкой закрывал.

– А что это темнотища такая на всей улице?

Тарасов с трудом разглядел тропинку под ногами. Он шел, ориентируясь на красный огонек сигареты, которая тлела в руке хозяина.

– Свет у нас вырубили, – вздохнул Василец. – В нашей части поселка. Это часто бывает, особенно летом. Как ваша рука? Зажила?

– Заживает.

Старик провел Тарасова на веранду, показал рукой на стул. Мол, посидите пять минут тут на веранде, пока с пленкой, с огурцами не управлюсь.

В эту секунду блеснула стальным светом молния. Тарасов посмотрел на Васильца. Странно выглядит старик, бледный, как пергамент, в лице ни кровинки. Такое впечатление, будто он только что свою кровь слил в миску, чтобы напоить ей собак. Или это свет такой?

Василец убежал спасать огурцы, а Тарасов устроился на стуле.

Тяжелый выдался день. Целый час он потратил, накручивая номер канувшего в небытие штангиста Кислюка. Может, вернулся? Но когда телефон, наконец, освободился, трубку сняла та самая старая грымза, родственница. «Так он и не возвратился от невесты?» – спросил Тарасов. «Так и не возвратился от толстухи, – в тон ему ответила бабка. – Уж не знаю, что и думать».

Что тут думать, не заснул же Кислюк летаргическим сном на своей корове. «А кто спрашивает?» – задребезжала старуха. Вместо ответа Тарасов положил трубку. Он подумал минуту и набрал номер Бузуева. Тот же результат. Жена Марина льет слезы и тоже не знает, что ей думать.

Тарасов насилу воздержался, чтобы не ответить резкостью. Но вместо резкости задал простой вопрос: «И не звонил он?» «Не звонил», – Марина захлюпала мокрым носом, словно хотела этим хлюпающим звуком выразить всю накопившуюся в душе скорбь о пропавшем муже. Тарасов нажал на отбой и разразился матерной тирадой, но через минуту остыл.

«Скотина, надеюсь, он сдох или скоро сдохнет», – сказал Тарасов своему отражению в зеркале. Помолчал и добавил: «Ты остался один. Ты остался без грамотных помощников. На этих двух придурков Храмова и Дундика надежда слабая. Этих орлов на пушечный выстрел нельзя к деньгам подпускать. Одному трудно».

И тут он вспомнил о Васильце.

Блеснула молния, её вспышка надвое расколола небо. Гроза подошла совсем близко. Ударил гром, задрожали на ветру ветви старых яблонь. Их гнутые, скрюченные временем стволы, напоминали стариковские пальцы, сведенные подагрой. Тарасов поежился. Неуютно в такую погоду в одиночестве коротать время на открытой веранде. А за соседней стеной дома, вертятся в своих клетках, рвутся на свободу кровожадные овчарки.

– Я уже тут, – воскликнул Василец, перекрикивая ветер.

Он появился из темноты, воровато бесшумно ступая по доскам веранды своими галошами. Встал в дверях. Тарасов поднялся со стула, в темноте он не видел лица собаковода.

– Укрыл огурцы, – вздохнул Василец. – Какое у вас дело?

– Мне нужна ваша помощь, – сказал Тарасов. – Суть вот в чем. Завтра я оставлю вас на одной проселочной дороге. Это в ближнем Подмосковье. Можете туда добираться на своем «Москвиче». Вы там постоите полчаса или час рядом с дорожным указателем. Вскоре там остановится машина, «Опель Астра».

– А чего мне там стоять? – перебил Василец.

– Ну, слушайте. Из машины выйдет мужик средних лет, роста выше среднего. Выйдет, передаст вам чемодан. И уедет. А вы кладете этот чемодан в багажник «Москвича», садитесь за руль и дуете до дома. Прямой наводкой. Вечерком я загляну к вам и заберу этот чемодан. Расчет на месте.

– Нет, мил человек. Если помочь тебе по собачьей части, это ещё можно. А так – нет. Я не играю в те игры, в которых не знаю правил.

– Какие там правила: взял чемодан у человека. Передал его мне.

– А если меня с тем чемоданом прихватят? Тогда как? В нем, надо думать, не семечки с Украины, а?

– Ясный хрен, не семечки, – злился Тарасов. – Но ты и деньги получишь, какие в руках ещё не держал.

– А не боишься, что я тот чемодан тю-тю? Что смоюсь я не боишься, а?

Василец улыбнулся странной кривой улыбкой, похожей на злобную гримасу. Тарасов не был готов к такому вопросу, он не нашелся с ответом. Сверкнула молния, такая яркая и близкая, что Тарасов зажмурился. Физиономия Васильца сделалась бескровной, серой, как ртуть, приняла какое-то неестественное напряженное выражение. Видно, старик тоже нервничал.