Читать книгу "Ниндзя - Гейл Линдс"

Мистер Мицубиси отложил газету. Его лицо лоснилось, как лошадиный круп после галопа. Он открыл чемоданчик, снова закрыл его и развернул вощеную бумагу, в которой оказался сандвич с курицей. Он жевал, и его круглые очки ярко поблескивали. “Наверно, — подумал Николас, — где-то у него припасен пакет хрустящего картофеля иди плитка шоколада”.

Позади несколько бизнесменов, как две капли воды похожих на мистера Мицубиси, шуршали в своих темных костюмах-тройках, будто насекомые в своих коконах, и оживленно обсуждали двух Джеков — Руби и Кеннеди.

* * *

В Осаку на экскурсии не ездили — для этого существовала древняя столица Киото. Бытовало мнение — большей частью среди токийцев, — что жители Осаки — это одержимые деньгами бизнесмены, которые, встречаясь друг с другом, вместо приветствия задают вопрос: “Ну как, деньги делаешь?”

Николас не знал, насколько это мнение соответствует действительности. Зато он знал, что среди шумных улиц этого города, словно уголки прошлого в неоновом веке, прячутся многочисленные храмы Фудомёо, божества, которое покровительствует торговцам. Эти храмы никогда не жаловались на недостаток посетителей.

Юкио и Николас остановились в небольшом Современном отеле недалеко от центрального района Дотомбори. Они заняли два отдельных, но смежных номера. Обедать было еще рано, и они сразу же отправились в город.

Юкио хотела непременно посмотреть осакский замок, последний бастион семьи Тоётоми, который Иэясу Токугава осадил уже после того, как в 1603 году стал сегуном. Замок, как и большая часть города, был построен Хидэёси Тоётоми. Строительство заняло три года и было завершено в 1586 году.

— Одно время, — сказала Юкио, когда они проходили через парк, оставив позади современные кварталы, — госпожа Ёдогими была моим идеалом.

Впереди, в опускающихся сумерках возвышался замок, огромный и неподвижный. Николас подумал, что Иэясу не стал бы строить такое тяжеловесное сооружение.

По мере приближения к наружным укреплениям замка становилось все многолюднее.

— Больше всего меня поражало то, как преданно она выполняла волю Хидэёси, даже после его смерти. Словно Ёдогими сама была самураем. Она целиком отдала себя заботам о наследнике.

— Да, — согласился Николас. — Да. Они подошли к наружной каменной стене, которая казалась особенно массивной в длинных закатных тенях.

— В ущерб всей стране, — добавил он, — Вместе с Мицунари она строила козни...

— Эти козни — как ты выражаешься — были направлены на то, чтобы спасти сына сёгуна. Это было для них делом чести.

Николас покачал головой.

Ёдогими была наложницей сёгуна, а не его законной женой. Ее амбиции были несколько чрезмерными. — Он взмахнул рукой, словно предупреждая возражения. — Как бы там ни было, Иэясу оказался для них слишком сильным противником. — Николас остановился.

— Ты говоришь о Ёдогими так, будто она была какой-то злодейкой, — возмутилась Юкио.

— Согласись, вряд ли она думала об интересах Японии.

— Возможно, ее сын стал бы величайшим правителем страны.

Слева от них стояла небольшая пристройка. Арсенал. Сюда привела Ёдогими наследника и слуг, когда развязка стала неминуема. Здесь она убила своего сына и сделала сеппуку.

— Тебе не кажется, что ты рассуждаешь слишком отвлеченно? — сказал Николас. — За те годы, которые потребовались ему, чтобы достичь совершеннолетия, страна снова погрузилась бы в гражданскую войну, из которой ее когда-то вырвал Хидэёси. Если бы не Иэясу, Япония была бы обречена.

— И все же, какая отважная женщина. Верная и отважная. — Голос Юкио звучал как шелест ветра. — Бескорыстная. — Она смотрела на группу туристов перед арсеналом. — Я преклоняюсь перед ней.

Солнце, не в силах больше удерживать собственный вес, скользнуло за горизонт. Последние золотистые лучи упади на каменные стены замка.

— Пойдем, — Николас взял Юкио за руку. Осакский замок был до основания разрушен войсками Токугава в 1615 году, хотя до этого он считался неприступным. Теперешнее сооружение построили из железобетона в 1931 году.

Они брели по Дотомбори мимо многочисленных ресторанчиков, магазинов, газетных киосков, кинотеатров, ночных клубов, бесконечной толпы и, наконец, ярких огней, которые оттесняли темноту, точно ей здесь не было места. Время, казалось, остановилось как во сне, словно эти ослепительные огни не терпели никакого вмешательства в свой праздник, даже со стороны такой могучей силы, как сама ночь.

Над головами Николаса и Юкио висел огромный макет краба. Его колючий панцирь светился под лучами белых и малиновых огней, таких ярких, что свет стекал вниз словно мед. Николас и Юкио вошли и очутились в мире изумрудно-зеленого лакированного дерева и ослепительно сверкающего хрома, в котором отражались их лица. В маленькой комнате, когда, сняв обувь и рассевшись на татами, они поглощали сасими и пили сакэ, Юкио снова вернулась к ужасной истории замка и его обитателей.

— Мне кажется, я так восхищаюсь ею потому, что сама нисколько не похожа на нее. — Юкио уверенно налила еще сакэ.

— То есть?

Она посмотрела на него и отвела глаза.

— Я не верная... и уж никак не отважная. Я просто японка. — Юкио пожала плечами с легким презрением. — Трусливая. Никому это не интересно. Японка без семьи, а следовательно, без верности.

— Ты забыла о дяде.

— Нет. — Юкио покачала головой; ее черные волосы поблескивали в тусклом свете. — Я никогда о нем не забываю. Никогда.

— Значит, у тебя есть семья. Ее глаза сверкнули.

— Тебе надо все разжевывать? Я ненавижу Сацугаи. Как бы тебе понравился дядя, который не взял тебя к себе, а отдал этим... — Она судорожно глотнула сакэ.

— Когда-нибудь, — произнес Николас, глядя в тарелку, — ты встретишь кого-нибудь. Влюбишься.

— Во мне нет верности. — В голосе Юкио слышалась горечь. — И я не способна любить. Эти два понятия мне чужды.

— Просто ты вообразила, что кроме секса для тебя ничего не существует.

— Вернее, только секс приносит мне радость. Николас посмотрел на нее.

— Неужели ты не понимаешь — это только оттого, что ты считаешь себя никчемной? — Он взял ее за руку. — Ты не допускаешь, что кто-то может тобой интересоваться как личностью, а не потому, что ему нравится твое тело.

— Ты говоришь глупости. — Однако Юкио не отняла руку и не отвела глаз.

— Называй как угодно.

— Я не верю в это. Правда. Почему ты не можешь принимать меня такой, какая я есть? Меня не переделаешь.

— Дело не в этом. Просто я хочу, чтобы ты когда-нибудь раскрепостилась, дала выход тому, что в тебе есть...

— О, Николас, — Юкио коснулась пальцами его щеки, — зачем изводить себя и думать о том, чего никогда не будет. Кто знает? Может, через год я умру...