Читать книгу "Зной - Джесси Келлерман"

— Да почти все. Места там хватит на веки вечные. — Гектор вернул карточки в ящик. — Каждый год умирает примерно одинаковое число людей. Временами, если зима выдается суровая, их оказывается больше. Три года назад тут свирепствовала эпидемия гриппа, и тогда покойников к нам привозили фургонами. Но, как правило, число их из года в год почти не меняется. Так что под завязку кладбище не заполнится никогда.

— У вас и сегодня похороны.

— Погребения совершаются после полудня. — Гектор усмехнулся. — Наш священник любит понежиться в постели. По утрам я работаю в мастерской. А к десяти приезжаю на кладбище и провожу там весь день.

Так вот почему она его еще ни разу не видела.

— Когда вы постучали в дверь, — сказал Гектор, — я решил, что вы приехали на похороны и заблудились. Священник встречает скорбящих у главных ворот кладбища, но временами им не удается эти ворота найти. Однако затем я сообразил, что час еще слишком ранний, и мне захотелось побеседовать с вами.

— У вас похоронен человек, который меня интересует. Женщина, скончавшаяся много лет назад.

— Как много?

— Около сорока.

— Вы несколько задержались с первым посещением ее могилы.

— Я не была с ней знакома, — сказала Глория. — Просто она меня интересует.

Гектору такое объяснение, похоже, показалось вполне достаточным.

— Как ее звали?

— Перрейра.

— Перрейра. Это очень распространенная фамилия, сеньора. Перрейра — а дальше?

Глория беспомощно развела руками.

— Хорошо, подытожим, — сказал каменотес. — Вы ее не знаете, не знаете ее имени и думаете, что она умерла лет сорок назад, так?

— Ну, в общем… да.

— Но уверены, однако ж, что похоронили ее в Агуас-Вивас.

— Не то чтобы… вернее, я… я так думаю.

Брови Гектора поползли вверх:

— Сеньора?

— Я не уверена, — пояснила Глория.

— Ага, — произнес он. — Звучит не слишком-то обнадеживающе.

С этим она согласилась.

— И потому, — продолжил он, — представляет огромный интерес. Что же, давайте ее поищем.

Гектор провел Глорию в неосвещенный угол мастерской, отгороженный плотной пластиковой шторой. Пройдя за нее, они на миг оказались в полной темноте. Глория услышала, как ключ тычется в поисках замочной скважины, как проникает в нее, а следом они оказались еще в одной каморке, зеркальном отражении первой — минус пиво.

— Где мы?

— В конторе Нестора Каравахаля.

— Кого?

— Моего соседа.

Глория, вконец запутавшись, спросила:

— А сам он здесь?

— Нет.

Приемная второй лавки ничем не отличалась от приемной Гектора, только место письменного стола и офисной оснастки занимал лабиринт картотечных шкафов — также неотличимых от того, что стоял в каморке Гектора.

— Здесь хранится все остальное прошлое, — сказал он.

— Так вы с ним партнеры?

— Нет, сеньора. Сводные братья.

Нестор Каравахалъ. А какую фамилию носит Гектор? Глория, поднапрягшись, припомнила его вывеску. Ну да, Гектор Лопец-Каравахаль.

— Не понимаю, — призналась она. — Если вы братья…

— Сводные.

— Сводные. Если вы сводные братья, тогда… мастерская у вас общая?

— Это потребовало меньших затрат, — пояснил Гектор.

— Мне кажется, это не очень удобно, — сказала она.

— Мм. — Гектор покивал. — Было неудобным — при жизни Нестора.

— Так он умер?

— Si.

— Но почему же тогда не закрылась его мастерская?

— Потому что я не стал ее закрывать, — ответил он. — В память о нем.

Глория смотрела на Гектора, ничего не понимая.

— Но я же видела обе ваши витрины. Вы конкурируете друг с другом.

— Si.

— Как же вы можете конкурировать, если он умер?

Гектор ответил и на этот вопрос:

— В моей конторе я работаю от собственного имени. В конторе Нестора — от его.

Он почесал подбородок и сообщил:

— Кажется невероятным, но качество работы каждого из нас практически одинаково.

Глория вопреки собственному ее здравому смыслу осведомилась:

— И много у него клиентов?

— Увы, нет. Последние десять лет сложились для него неудачно.

— Если хотите знать мое мнение, — сказала Глория, — было бы разумно объединить два ваших бизнеса.

— В определенном смысле, — согласился Гектор. — Однако без конкуренции невозможен свободный рынок. Возникла бы монополия, а этого я допустить не могу.

С этими словами Гектор открыл ближайший к нему шкафчик, НАД-РАБ, 1960–1965; из него повеяло испепеленным временем.

— А кроме того, — продолжал Гектор, перебирая коробки с карточками, — конкуренция необходима для поддержания стабильности цен.

Он вынул из ящика несколько карточных пачек. Некоторые были не перетянуты круглой резинкой, но перевязаны бечевкой, да и фотографий в них насчитывалось намного меньше.

— Это очень давние дни, — пояснил Гектор. — В то время я фотографировал только значительные или высокохудожественные работы. Вот посмотрите…

Он протянул Глории карточку мужчины, скончавшегося от гангрены. Прикрепленная к ней черно-белая фотография изображала надгробие с крайне причудливой резьбой.

— Очень мило, — сказала она.

— Благодарю вас. Усилий это потребовало огромнейших. Такой тонкой резьбы я больше не делаю. Руки подводят. Скоро начнут подводить и глаза. А следом за ними — слух. Потом я утрачу ощущение вкуса, потом обоняние. А немного погодя умру.

Всю эту тираду Гектор произнес, словно смакуя предсказуемость того, что с ним произойдет.

— Кто же станет управлять кладбищем, когда вы умрете? Кто будет резать надгробия?

— Мой сын, — ответил он.

Глория кивнула.

— Вы думаете, что я слишком стар для того, чтобы обзавестись сыном, — сказал Гектор. — Это ничего, иногда я и сам так думаю.

— И что вы отвечаете таким мыслям?

— Вы о том, что будет, если у меня не родится сын?

— Ну да.

— Очень просто, — сказал Гектор. — Тогда остановится время.

Он прищелкнул пальцами.

— Я просмотрю эту пачку, вы вот эту. Только перевяжите ее снова, когда закончите.