Читать книгу "Божьим промыслом. Стремена и шпоры - Борис Вячеславович Конофальский"

не иначе как войну. Это только сам генерал ещё что-то помнил про союзнические договоры и прочую ерунду.

«Ну, вот уже точно всё! Теперь кровь пролита. Теперь маски не только сброшены, они ещё и разорваны в клочья».

Впрочем, к этому всё и шло, он знал, что этим закончится. И пусть всё закончится по его прихоти, а не по желанию горожан и их хвалёного ван дер Пильса.

И генерал сделал Томасу знак: давай, лей воду.

* * *

И кого же он увидал, когда явился в офицерскую столовую завтракать? Волков удивился поначалу, а потом его взяла досада, и вместо ответа на приветствие он строго спросил:

— И что же мне скажет барон Виттернауф, когда власти города вас схватят? Зачем вы сюда пришли? Вас же узнают!

Но Филипп Топперт лишь махнул рукой: ах какая это безделица, — а потом заговорил:

— Весь город только иобсуждает ваши вчерашние слова.

— Да? — вот как раз это волновало генерала даже больше, чем убитый ночью горожанин. — И что же говорят люди?

— Все говорят о том, можно или нельзя забирать имущество у еретиков, — продолжал торговец.

— Это понятно. Так к какому выводу приходят люди?

— Все говорят, что еретики храм осквернили…, — объяснял Топперт, — но, с другой стороны, бургомистр настрого запретил забирать имущество у горожан, говорит, что будет вешать.

— Никого он вешать не будет! — твёрдо заверил торговца генерал. — Ручонки у него коротки.

— Так все и говорят, многие офицеры из праведных верующих не явились на сбор, что устроил бургомистр, многих вы поймали в цитадели. Бургомистр и еретики собирают отряды, но их будет мало. Тем более, один такой отряд вы нынче ночью уже побили, — вроде бы и соглашается торговец, но в его тоне звучит некая недосказанность.

— Ну так в чём же дело? Что их останавливает?

— Ну, люди говорят: а что будет, когда придёт ван дер Пильс? Вы то уйдёте, а судьи бургомистра начнут всех вешать или станут отбирать имущество у честных верующих.

«Опять этот ван дер Пильс! — Волков даже поморщился, как от боли, хотя рана после омывания и новых бинтов притихла и, если он не двигался, почти не напоминала о себе. — Чёртов еретик, надо же, как славен он! И нет его ещё рядом, а имя проклятое так на людей действует, словно он уже под стенами города лагерь разбивает!».

— Успокойтесь, — наконец произносит генерал. — И сами покажите людям пример. Есть у вас какой-нибудь безбожник на примете?

— Есть, есть у меня один на примете…, — говорит Топперт, и по тому, как он это говорит, Волков понимает, что торговец того еретика приметил уже давно. — Его амбар рядом с моим, у него хороший амбар, сухой. Двери крепкие.

— Вот и прекрасно, соберите своих слуг, сыновей, раздайте им палки, и как придёт этот еретик к своему амбару, так отлупите его палками, отберите ключи — и амбар ваш. Навсегда.

В глазах Топперта и страх, и восторг, он понимающе кивает. Ему нравится мысль генерала, но и страшно немного. И тогда Волков продолжает:

— А если у вас какой товарищ, так вы берите с собой товарища, пусть он своих работников тоже вооружит палками, так сподручнее будет.

— У меня есть один знакомец, зовут его Кунц, как раз его лавка рядом с моей, а ещё чуть дальше — там еретик Фрайдер торгует сырами, у него хорошая лавка, — вспоминает Топперт. — Да, хорошая… Так этот Кунц Фрайдера сильно не любит, так как и сам торгует сыром.

— Вот и прекрасно; заберите с Кунцем у этого Фрайдера его сырную лавку, и будет вам прибыток, а потом уж как-нибудь договоритесь, как её поделить.

— Да-да, — соглашается Топперт; эти мысли ему явно пришлись по душе. — Это уже договоримся.

— А склад так сами уже забирайте, чтобы ни с кем не делиться. А коли еретик вздумает ерепениться, как кольями его вразумите, но обязательно припомните, что это ему за поруганный храм и за побитого праведника отца Доминика. Чтобы знали наперёд, как обижать святых отцов.

— Припомним, припомним, — кивает Топперт, он ещё что-то желает сказать — понятное дело, у него много вопросов, — но генерал на этом заканчивает: — А если кто против будет делать или говорить, или за еретиков заступаться, так вы того запомните. Всё, ступайте и никого не бойтесь.

Он много сил потратил на этот разговор — вернее, больше он сил потратил не на сам разговор, а на то, чтобы держать вид, выглядеть сильным; теперь же он хотел сесть и позавтракать.

Но едва он уселся за стол, едва перед ним поставили блюда с едой, едва рядом присел Брюнхвальд и справился о его здравье, как в столовой появился майор Дорфус и просил у него разговора. И, конечно же, генерал захотел послушать, как вышла ночная стрельба, и майор сел за стол и рассказал ему и полковнику, который эту историю уже слышал, всё как было. Рассказал, что он выставил на ближайших улицах от дома, что собирался грабить Вайзингер, заслоны, и когда дело началось, из соседей кто-то всё-таки как-то смог добраться до заставы городской стражи, и оттуда вышел на помощь к дому отряд. Но наши люди его не пропустили, и тогда горожане сбегали за подмогой и ещё кто-то из соседей вышел на помощь страже, но пока бегали да собирались, потеряли время, Дорфус и сам прислал к той заставе ещё десяток мушкетёров. А пришедшие со стражей горожане, возомнив о себе невесть что, стали стрелять в людей Дорфуса из аркебуз. Солдаты Волкова, как люди опытные, едва заметили в темноте угольки фитилей, так стали жаться к домам поближе, а сержант, что был на заставе старшим, велел мушкетам ответить. И те немного постреляли в ответ. И вышло весьма бойко. Хоть и было темно, но даже впотьмах три-четыре пули свою кровь отыскали.

— Когда я туда подошёл, — заканчивал доклад Дорфус, — там всё было уже тихо, один мертвец и один раненый — вот всё, что там было, сержант, правда, сказал, что были ещё раненые, но их утащили с собой.

— А где оставшийся раненый? — генерал чуть волновался — не добили ли его, этого делать было не нужно. Но волновался он зря, Дорфус был умным офицером:

— Я разбудил местных,