Читать книгу "Философия освобождения - Филипп Майнлендер"

аналитика имеет дело только с пониманием, категориями, синтезом, воображением, сознанием, апперцепцией и снова и снова со временем. Трансцендентальные схемы являются определениями времени; порождение экстенсивных и интенсивных величин происходит в течение времени; аналогии опыта упорядочивают все явления в соответствии с их отношением во времени, модусами которого являются постоянство, последовательность и одновременность. Вот почему я сказал выше: мы можем открыть любую страницу аналитики, где найдем синтез многообразного и времени, и назвать то и другое нетленным венцом на трупе категорий. Как получилось, что Кант не смог привести аналитику без формы чувственности, без времени?

Именно потому, что время – это не форма чувственности, не априорная первоначальная форма вообще, а исключительно связь разума. Я расскажу об этом подробно позже, а сейчас мы находимся в самом подходящем месте для того, чтобы представить Шопенгауэра, единственного духовного наследника Канта.

Позиция Шопенгауэра по отношению к трансцендентальной эстетике и аналитике такова: безусловное признание последней, безусловное отвержение первой. Ни то, ни другое не заслуживает одобрения.

Бесконечное пространство и бесконечное время, чистые априорные представления, он некритически, без лишних слов, принял как формы представлений, а строгое различие Кантом форм от представлений в аналитике он полностью проигнорировал. Для него было очевидным, что пространство и время, как формы восприятия, лежат в нашей познавательной способности до всякого опыта. Поэтому он вместе с Кантом отрицал познаваемость вещи самой по себе, между которой и познающим субъектом всегда стоят эти формы, в соответствии с которыми обрабатываются чувственные впечатления.

Тем не менее, с высочайшим человеческим благоразумием он усовершенствовал часть теории познания Канта и неопровержимо обосновал свои усовершенствования. Первый вопрос, который он задал себе: «Как мы вообще видим внешние объекты? Как весь этот мир, который так реален и важен для нас, возникает внутри нас? Он справедливо обиделся на пустое выражение Канта: «Эмпирическое мировоззрение дано извне». Этот вопрос заслуживает особого внимания, поскольку ничто не кажется нам более очевидным, чем возникновение объектов. Они появляются одновременно с открытием век; какой сложный процесс должен произойти в нас, чтобы произвести их в первую очередь?

Шопенгауэра эта одновременность не беспокоила. Как и Кант, он исходил из ощущений органов чувств, которые являются первой точкой отсчета на субъективном основании для происхождения взглядов. Он внимательно рассмотрел ее и обнаружил, что она действительно дана, но восприятие не может возникнуть в органах чувств, как хотел бы Кант; ибо

Ощущение любого рода является и остается процессом в самом организме, но как таковое ограничено областью под кожей и поэтому само по себе никогда не может содержать ничего, что лежит за

пределами этой кожи, т.е. вне нас.

Если ощущение должно стать восприятием, то интеллект должен включиться в деятельность и выполнять свою единственную функцию – закон причинности:

Ибо, в силу своей самовосходящей формы, таким образом, априорно, то есть до всякого опыта (ибо до тех пор это еще невозможно), он представляет себе данное ощущение тела как эффект (слово, понятное только ему), который как таковой обязательно должен иметь причину.

Закон причинности, априорная функция интеллекта, в познании которой он нуждается так же мало, как желудок нуждается в пищеварении, есть, следовательно, не что иное, как переход от следствия в органе чувств к причине. Я прошу вас обратить на это внимание, поскольку Шопенгауэр, как мы увидим позже, изгибает простой закон в различных направлениях и, очевидно, делает над ним насилие, только для того, чтобы иметь возможность отвергнуть всю трансцендентальную аналитику Канта.

Шопенгауэр продолжает:

В то же время он берет на помощь форму внешнего чувства, которое также предрасположено в интеллекте, т.е. в мозгу, пространство для переноса этой причины за пределы организма: ведь только таким образом внешнее становится для него бытием.

Эта операция понимания, однако, не является дискурсивной, рефлексивной, протекающей in abstracto, посредством понятий и слов; но интуитивной и совершенно непосредственной. Ибо только через него, следовательно, в понимании и для понимания, предстает объективный, реальный физический мир, заполняющий пространство в трех измерениях, который затем, во времени, по тому же закону причинности, еще более изменяется и перемещается в пространстве.

Согласно этому, интеллект должен создавать объективный мир, и наше эмпирическое восприятие является интеллектуальным, а не просто чувственным.

Далее Шопенгауэр победоносно утверждает интеллектуальность восприятия (возведение перевернутого изображения на сетчатке; простое видение двояко воспринимаемого, в результате попадания в одноименные места; двойное видение через прищуривание; двойное ощущение предмета со скрещенными пальцами) и мастерски объясняет, как интеллект перестраивает просто планиметрическое восприятие с помощью третьего измерения пространства в стереометрическое восприятие, сначала конструируя отдельные тела из градаций света и темноты, а затем давая им одинаковые имена.

отдельных тел по градациям света и темноты, а затем определяет их местоположение, т.е.

расстояние друг от друга, с помощью зрительного угла, линейной перспективы и воздушной перспективы.

Таким образом, согласно Шопенгауэру, чистые представления Канта, пространство и время, являются не формами чувственности, а формами понимания, единственной функцией которых является закон причинности. За этим усовершенствованием теории познания Канта следует другое: он отделил интуитивное знание от абстрактного, понимание от рассудка; ведь таким образом наше знание освободилось от чистых априорных понятий – чрезвычайно вредного и запутанного клина, вбитого необоснованно.

У Канта чувственность смотрит, разум мыслит (факультет понятий и суждений), рассудок заключает (факультет выводов и идей); у Шопенгауэра органы чувств дают лишь материал для восприятия (хотя он также приписывает органам чувств способность восприятия, о чем позже), разум смотрит, рассудок мыслит (факультет понятий, суждений и выводов). Разум, единственной функцией которого является формирование понятия, по мнению Шопенгауэра, ничего не вносит в производство феноменального мира. Оно только повторяет его, только отражает его, и рядом с интуитивным познанием идет рефлексивное познание, которое совершенно отличается от него.

Именно наглядное и, согласно материалу, эмпирическое знание разум, настоящий разум, перерабатывает в понятия, которые он чувственно фиксирует посредством слов, а затем имеет материал для своих бесконечных комбинаций, посредством суждений и умозаключений, составляющих ткань нашего мира мыслей. Разум, таким образом, вообще не имеет материального содержания, а только формальное.

Разум в своем мышлении обязательно должен брать материальное содержание извне, из описательных идей, которые создало понимание. Он выполняет свои функции на них, сначала формируя понятия, отбрасывая одни различные свойства вещей и сохраняя другие, а затем объединяя их в понятие. Таким образом

Но при этом идеи теряют свою живость, но приобретают ясность и легкость в обращении. – В этом и только в этом заключается деятельность разума: с другой стороны, он никогда не может предоставить материал из своих собственных средств.

Прежде чем мы продолжим, я хочу сделать одно замечание. Помимо Канта, Шопенгауэр, по моему мнению, является величайшим философом всех времен. Он открыл совершенно новую почву для философии и энергично повел ее вперед, вдохновляясь честным свободным стремлением приблизить человеческий род к истине. Но в его системе так много непримиримых противоречий, что осветить их лишь бегло – уже большая задача. Эта работа значительно усложняется тем, что он не строго придерживается своих собственных определений и одну и ту же вещь сначала называет правильной, а потом неправильной.

Поскольку мы теперь знаем, что он понимает под пониманием и разумом, а это именно познавательные способности, будет полезно отличить их функции от их форм, которые Шопенгауэр смешивает совершенно произвольно.

Все рефлексивное познание имеет только одну основную форму, и это – абстрактное понятие.

Только первое верно, форма разума отсутствует в его системе.

Таким образом, посредством своей функции (закон причинности) и своих форм (пространство и время) интеллект на основе изменений в органах чувств порождает видимый мир, и разум черпает свои понятия из этих эмпирических восприятий. Соответственно, Шопенгауэру пришлось отвергнуть всю аналитику Канта. С точки зрения понимания он не мог принять синтез многообразного, поскольку понимание без