Читать книгу "Очерки по истории Казанского ханства. Становление, развитие и падение феодального государства в Среднем Поволжье, 1438–1552 гг. - Михаил Георгиевич Худяков"

архитектуры указана в последнее время профессором Б. П. Денике. Летопись отмечает, что эта церковь «вельми чудна высотою и красотою и светлостию, такова не была прежде сего на Руси»[556]. Относительно шатровой церкви Хутынского монастыря, построенной тверским зодчим Ермилою, летопись сообщает: «Таковой нет делом в Новгородской области, — вельми чудно и лепо видеть»[557]. Очевидно, что появление мусульманских форм в русском зодчестве было встречено с восторженным удивлением и возбуждало необычайное восхищение. Проводником восточных влияний был сам великий князь Василий III, вообще охотно увлекавшийся модами, построивший шатровые церкви в двух подмосковных соседних друг с другом селениях (Коломенском и Дьякове) и любивший проводить здесь время в своем имении. Венцом татарского влияния в русской архитектуре может считаться храм Василия Блаженного в Москве, сооруженный в память покорения Казани. О построении этого храма летопись сообщает: «Поставлен был храм каменный преудивлен, различными образцы и многими переводами». И. Е. Забелин пояснил, что «слово перевод в древнем нашем художестве означало снимок, копию с какого-либо образца (оригинала)… это даст основание заключить, что при постройке храма художники руководились известными образцами»[558]. Вопрос об оригинале, послужившем образцом при сооружении Василия Блаженного, до сих пор не может считаться исчерпанным. И. Е. Забелиным в 1871 году установлено родство этого храма с церквами сел Дьякова и Коломенского, но далее дело не двинулось, так как происхождение этих церквей оставалось также неясным. До настоящего времени пользовалась признанием гипотеза И. Е. Забелина о национальном, русском происхождении шатрового зодчества, однако это предположение не может считаться доказанным: напротив, зодчество казанских татар может дать некоторые доводы против этой гипотезы и пролить новый свет на происхождение храма Василия Блаженного.

Дело в том, что памятник, который представлял бы наиболее близкую аналогию для этого храма, можно указать именно в казанском искусстве: своими архитектурными формами Василий Блаженный больше всего напоминает мечеть Кул-Шерифа в Казани, с ее восемью минаретами, предание о которых записано Марджани. Восемь башен Василия Блаженного, увенчанные восточными куполами и размещенные вокруг центрального шатра, находят себе поразительное соответствие в этих восьми минаретах. Таким образом, предание, записанное Марджани, косвенным образом получает реальное подтверждение, и мы можем составить хотя бы приблизительное представление об этой сложной композиции с восемью минаретами. Отсутствие главного фасада, составляющее главную черту татарского зодчества, также имеется налицо в Василии Блаженном. Недаром строителем храма являлся тот архитектор, Посник Яковлев, которому было поручено сооружение каменной крепости в покоренной Казани и который мог таким образом на месте ознакомиться лично с памятниками казанской архитектуры. Если эти соображения найдут себе подтверждение, то самая идея постройки получит новый, более глубокий внутренний смысл. Окажется далеко не случайным то обстоятельство, что церковь, построенная в память завоевания Казанского ханства, имеет характер мусульманского зодчества. Русское правительство отчетливо выразило идею подчинения татарского государства России, перенеся архитектуру главной мечети Казани в Москву, подобно тому как оно практиковало перенесение в столицу из присоединенных уделов всех местных святынь и реликвий. Воспроизводя формы главной мечети в виде православного храма, правительство митрополита Макария создавало тем самым наглядную эмблему подчинения мусульманской страны христианской державе, как бы заставляло мусульманское искусство служить христианской религии и тем осуществляло двойную, художественно-политическую идею слияния татарского Востока с Россией. Историки русского зодчества угадывали присутствие в этом храме какой-то скрытой идеи, вдохновленной митрополитом Макарием, например, И. Э. Грабарь говорил: «Митрополит Макарий, глубокий духовный ученый, художник, мысливший образами и сопоставлениями, советует царю соорудить каменный собор. Расположение престолов в храме Василия Блаженного наводит на мысль, что в группировку масс собора внесена идея не одного только „размерения основания“, и что, кроме зодчих Бармы и Посника, с товарищами кто-то еще входил в дело сооружения храма, и притом настолько, что руководящая идея принадлежала ему и что Барма и Посник, имена которых сохранила нам летопись, только „быша премудрии и удобнии таковому чюдному делу“»[559]. Эти предположения, по-видимому, теперь подтверждаются, и те оригинальные, смелые замыслы, которыми вдохновлялся митрополит Макарий при сооружении этого храма, получают свое объяснение.

Купола Василия Блаженного имеют явно восточный характер, но, к сожалению, эта сторона дела не может получить себе полного освещения, так как форма покрытий в казанском искусстве до нас не дошла: памятников в самой Казани не сохранилось, деревянные оболочки каменных полусферических куполов на постройках Булгара также исчезли, форма же покрытия минарета Ханской мечети в Касимове представляет, как и купол Малого Столпа в Булгаре, не более как позднейшую реконструкцию, которая не может претендовать на достоверность. Об этом приходится тем более пожалеть, что в московском искусстве как раз в XVI веке получают распространение луковичные главки восточного типа, перешедшие сюда, несомненно, из мусульманского зодчества.

Отличительная черта татарского искусства, любовь к полихромии, также нашла себе применение в русской архитектуре данной эпохи. Как раз в это время разноцветная окраска внешних стен зданий получает распространение в московском зодчестве. Излюбленные татарами цвета, зеленый и желтый, играют видную роль в окраске как Дьяковской церкви, так и Василия Блаженного. Изразцы на шатре этого храма также зеленого и желтого цвета. К татарскому сочетанию цветов, зеленому с желтым, примешивается еще красный — натуральный цвет кирпича, заменившего в русской архитектуре белый камень татарского зодчества.

Указатель литературы

(Список не претендует на полноту)

Агафонов И. Я. Историческая объяснительная записка наименования казанских улиц. Казань, 1899.

Акты археографической экспедиции. Т. I.

Акты исторические. Т. I.

Аристов Н. Предания об исторических лицах и событиях // Исторический вестник. 1880. Сентябрь.

Артемьев А. И. Список населенных мест Российской империи. Вып. XIV // Казанская губерния. СПб., 1866.

Артемьев А. И. Отзыв о книге Бажанова «Казанская история» // Северное обозрение. 1878. Т. I.

Арцыбашев. Взятие Казани // Русский зритель. 1828. Ч. III. № 9–12.

Арцыбашев Н. Повествование о России. М., 1838.

Ассеб-о-ссейяр (Семь Планет). Соч. Сеида Мухаммеда Ризы. Казань, 1832.

Атласов. Казан ханлыгы. Казань, 1913.

Атласов. Сююн-Бике. Казань.

Афанасьев В. К 350-летию покорения Казани. М., 1902.

Ахмаров Г. Н. Казан тарихи. Казань, 1910.

Ашмарин Н. И. Об одном мусульманском могильном камне на «Архиерейской даче» в Казани // Известия О-ва арх., ист. и этногр. Т. XXI. Вып. 1.

Багауддинов Шигабуддин (Марджани). Очерк истории Болгарского и Казанского царства // Труды IV археологического съезда. Т. I.

Бажанов Н. Казанская история. Казань, 1847.

Батт ал Г. Сююн-Бике минорсси хаккында. Казань, 1918.

Бережков Н. М. Нур-Салтан, царица Крымская // Известия Таврической ученой архивной комиссии. № 27. Симферополь, 1897.

Березин И. Н. Булгар на Волге. Ученые записки Казанск. ун-та. 1852. Кн. III.

Березин И. Н. Библиотека восточных историков. Т. II. Ч. 1. Сборник летописей. Казань, 1855.

Бестужев-Рюмин К. Н. Русская история. СПб., 1872.

Библиотека восточных историков, см. Березин И. Н.

Биккулов К. Д. Татар ханлары. Казань, 1911.

Богдановский М. Инженерно-исторический очерк осады Казани. 7060–7061 (1552) г.