Читать книгу "Сладкое зло - Венди Хаггинс"

Ну, в большинстве своем.

При мысли о Копано, я почувствовала повышенную нервозность. И меня все еще беспокоил вопрос о прошлом Джинджер и Кая.

— Кайден, могу я спросить кое-что? Я пойму, если ты не захочешь говорить об этом.

Он заинтересованно взглянул на меня. Я продолжила.

— Что произошло между тобой и Джинджер?

Он недовольно хмыкнул и снова потер затылок, собираясь с мыслями.

— Не знаю. Мы проводили много времени вместе, когда были детьми. Мы были близки до тех пор, пока мне не исполнилось тринадцать.

— Близки? — Во рту неожиданно пересохло. — Мне всегда казалось, что ты был одинок.

С жестким выражением лица, он покачал головой.

— Всегда были я и Джинджер.

— О.

Что ж… это многое меняло. В моей голове тут же сформировался новый образ.

Я знала, что это эгоистично, но мне не хотелось, чтобы его связывали с Джинджер отношения, тянувшиеся с самого детства.

Кайден продолжил очень неохотно, словно его принуждали.

— Странно как-то даже думать об этом. Это было в другой жизни.

Он так долго держал паузу, что я подумала — разговор окончен.

— Ты можешь рассказать мне, — прошептала я.

Он хмыкнул, услышав мой терапевтический тон, и тут словно приоткрылась дверь, и он выпустил воспоминания наружу.

— Как бы мне не хотелось этого признавать, но мы с ней во многом похожи. Мы оба очень рано — раньше всех остальных — поняли, что от нас ожидают — и нам стало любопытно.

Мы как бы экспериментировали вместе — ничего серьезного, впрочем, просто детские шалости. Ее няня поймала нас, когда мне было восемь, а Джинджер девять. Эта женщина рассказала нашим отцам, и естественно, они подумали, что все это чертовски забавно.

Когда мне было двенадцать, моего отца послали в Италию на год. Близняшкам должно было исполниться тринадцать, и в этот год они начали работать.

Когда я вернулся в Англию, Джинджер изменилась, как будто стала совершенно другим человеком. Она стала жесткой и требовательной, и… агрессивной защитницей Марны.

Это было знаком для меня, что я стану таким же. После… уже никогда не было как прежде. Я понял, что проще не говорить ни о чем с ней или с кем-либо еще.

Он отстранился от нее. О, да! В этом он был хорош. Но, должно быть, когда такое случается в детстве, это еще больше травмирует.

— Может, она думала, что она — твоя девушка, — осторожно предположила я.

— Я не мог беспокоиться еще и об этом. В то время для меня все менялось. Я не мог больше думать о Джинджер или оставаться ребенком, как прежде. Нельзя было оглядываться.

Блейк стал зависать с нами на следующий год, и с самого начала он кружил вокруг Джинджер. А она всегда наслаждалась вниманием.

Как-то ночью, когда мы все работали на одной вечеринке на окраине Лондона, Блейк подцепил девчонку, и стал целоваться с ней у всех на виду. Откуда ни возьмись около меня появилась Джинджер.

— Она пыталась заставить его ревновать?

— Это то, о чем я тогда подумал. В то время мне было шестнадцать, и в основном я цеплял незнакомок, встреч с которыми я мог избежать, но с Джинджер у меня не было возможности не видеться всю оставшуюся жизнь. Наше прошлое и так уже заставляло меня чувствовать себя не слишком комфортно.

Полагаю, она вычислила, что я постоянно зависаю с девчонками при любом удобном случае, и потому для меня это не составит большой проблемы.

Развернулась довольно отвратительная сцена, когда я сообщил ей, что если уж она так сильно хотела на кого-либо забраться, ей следовало поискать другой объект для удовлетворения. С тех пор между нами все стало крайне жестко. А тут еще осложнение с Блейком. У него совсем сорвало крышу.

Я наклонилась над подлокотником, совершенно завороженная:

— Это был тот единственный раз, о котором ты говорил, когда он приревновал из-за девушки?

Кайден кивнул.

— Он оказался свидетелем всего нашего разговора. Кинув девчонку, с которой обжимался, он устроил настоящий дебош, крича и ломая вещи.

Я не могла представить, чтобы Блейк — вне себя от ревности — орал и швырял предметы.

Должно быть, за ширмой этой истории таилось большое количество эмоций.

— Я думаю, у нее все еще есть чувства к тебе, — выдохнула я.

— Нет. Я думаю, что она злится на свою жизнь, и тоскует от невозможности иметь рядом с собой кого-то равного себе. Марна для нее скорее как игрушка, что-то вроде плюшевого медвежонка.

Эмоции захлестывали меня, и я оттолкнула их прочь.

— Ты расстроилась из-за того, что я не рассказал тебе, верно? — спросил он.

— Что-то вроде того.

Нет смысла это отрицать.

— Это было целую вечность назад.

— Но нас формирует то, что происходило с нами, когда мы были детьми. Она до сих пор страдает из-за этого. Разве ты не скучаешь по ней? Хотя бы как по другу?

— Это первый раз, когда я думал о ней за много лет, да и то только потому, что ты меня спросила. Ты помнишь, что я рассказывал тебе о близняшках и о их отце, Астерофе? — спросил он.

— О том, как они могут чувствовать романтическую связь между людьми?

— Да.

— Вот почему я так много пил той летней ночью, когда мы были все вместе. Я не хочу, чтобы они узнали, что… что-то происходит. Я не хочу ничего им объяснять или слушать их бред.

Мой пульс участился. Он признался, что между нами что-то было. Что-то взаимное.

— А сегодня? — спросила я, играя замком на своей толстовке.

Вместо ответа он вытащил фляжку из-под сидения, и мое сердце застучало, словно сумасшедшее.

— Не волнуйся. Сейчас я трезв, но начну пить, как только мы припаркуемся.

— А мне тоже нужно… пить?

— Нет. Одного из нас вполне достаточно, чтобы трюк сработал.

Я замотала локон на палец, глядя прямо на панель впереди себя и стараясь не запнуться, когда спросила:

— Если бы ты не пил, что они бы увидели?

Он смотрел на дорогу, сжимая руль. Прошло довольно много времени, прежде чем он ответил.

Слишком много.

— Я не знаю. Может быть, влечение. Может, ничего. Много времени прошло с тех пор. Пять миль начинаются прямо сейчас.

Что это означало: «Может быть, ничего»? К кому из нас относились его слова — к нему или ко мне? Мне не следовало пробуждать свои надежды.

Конечно, он не хотел бы, чтобы они узнали о его влечении ко мне. Но это не означало, что он испытывал нечто большее, чем это.