Читать книгу "Мать железного дракона - Майкл Суэнвик"

И Кошка прекратила.

Умираешь, когда умирает дух.

Иначе живешь.

Луиза Глюк. Аверно

Все истории должны заканчиваться. Таков железный закон бытия.

Хелен повернулась к горам и больше не оглядывалась. Она шла без раздумий и сомнений и не гадала, что лежит за этими горами. Спустя какое-то время, не короткое, но и не долгое, она пришла к Черному Камню и, точно как и было предсказано ей в пророчестве давным-давно (ведь Хелен вполне могла позволить себе внести в собственную историю небольшие правки для пущей драматичности), увидела, что Камень огибают две тропинки. Одна, утоптанная, по всей видимости, вела к забытью и реинкарнации. А куда и к чему вела (если вообще вела) вторая, едва заметная, никто из живущих не знал, ибо те немногие, кто отправлялся по ней, никогда уже не возвращались, и никаких слухов или вестей о них не доходило.

Хелен наконец добралась до края этого мира-мечты, мира-пузыря, точно так же, как когда-то добралась до края предыдущего. Ни тот ни другой ее не устроили. И теперь она была готова к чему-то настоящему – даже если окажется, что там ничего нет. «Что бы там было или не было, – подумала (или, вернее, «взмолилась» – более подходящее словечко) она, – я признаю его владычество надо мной. Я мала, а вселенная огромна и далеко превосходит мое воображение. Раз уж механизмы ее мне неподвластны, так почему должна быть подвластна моя жизнь или, если уж на то пошло, смерть?»

Последние слова?

По некотором размышлении думаю, нет.

Хелен поклонилась Черному Камню, который, как она теперь понимала, был аватаром (видимо, единственным) Богини.

– Матушка, – сказала она, – отдаюсь твоей воле. Скажи мне, что делать, и я подчинюсь.

Никогда и никому не говорила она таких искренних слов. Но ответа не последовало.

Типично – история всех ее жизней.

Долго-долго простояла она, погрузившись в размышления, у Черного Камня. И наконец сделала выбор и пошла по тропе.

…и с того самого дня жила она долго и счастливо.

Только в конце умерла.

А в середине ей разбили сердце.

Люциус Шепард. Красавица-дочь добытчика чешуи

Стояла весна, и в воздухе сильно пахло гиацинтами. Даже лимузин украшали цветки гиацинта в маленьких подвесных вазах. Кейтлин этот запах ненавидела. Но терпела ради приличия.

– Как странно возвращаться после всего того, что со мною было, – заметила она.

– Надеюсь, странно в хорошем смысле, – отозвался шофер.

– Ну, в этот раз хоть не тошнит.

Прибыв в шато Сан-Мерси, Кейтлин созвала слуг. Они собрались в большом вестибюле при входе и выстроились шеренгами в соответствии со своим положением. (Крапивка стояла в самом последнем ряду, стеснялась, хлопала глазами, не знала, куда деть руки, и изо всех сил пыталась не привлекать внимания.) Кейтлин нарочито медленно обошла всех и заглянула каждому в глаза, чтобы все знали: она их видит и, как только узнает, запомнит все имена.

– Я леди Кейтлин из Дома Сан-Мерси, по праву майората, живучести и наследования глава Дома Сан-Мерси и, следовательно, ваш сеньор и работодатель. Если кто-то сомневается в законности моих притязаний, призываю того немедля бросить мне вызов. До первой крови, до третьей крови или до смерти – на ваш выбор. Есть желающие?

Немного выждав, Кейтлин сказала:

– Хорошо.

И сдала родовой меч обратно оружейнику, который забрал его и, коротко поклонившись, удалился.

– Грядут перемены, – объявила Кейтлин, – множество перемен. По нраву они вам придутся или нет – мало кого касается, кроме вас самих. Ваше дальнейшее процветание целиком и полностью зависит от того, насколько хорошо вы сумеете к ним приспособиться. – Потом она добавила, чтобы чуть подсластить пилюлю: – Всем, кто служил в этом доме три года и более, полагается десятипроцентная прибавка начиная с сегодняшнего дня и шесть бутылей лемурийского вина на каждый Бельтайн. Для тех, кто прослужил десять лет, – пятнадцать процентов и дюжина бутылей. Для тех, кто служил здесь еще до моего удочерения, – двадцать процентов и две дюжины.

Слуги зашептались. Для любого, кто знал об их профессиональной сдержанности, этот шепот прозвучал как громкие одобрительные крики.

– Все свободны. – Кейтлин повернулась к слугам спиной и ощутила, как они один за другим исчезают, возвращаясь к своим обязанностям.

Остаток дня и всю следующую неделю Кейтлин посвятила тому, чтобы освоиться с браздами правления. К ней приходили юристы и бухгалтеры. Управляющих поместья с пристрастием допросили; одну, которая так и не смогла объяснить, почему не сходится бюджет и почему она недавно ни с того ни с сего помолодела, уволили. Из самой чащобы заявилась делегация хобгоблинов и, в соответствии с правилами, восходившими еще ко временам основания Дома, вручила ей пять перышек голубой сойки и один превосходный желудь. В ответ Кейтлин одарила их серебром, отрезами жаккардового шелка и выдала столько самых лучших и больших, какие только есть на рынке, плоских телевизоров, сколько они смогли за день уволочь в свои норы.

После этого пришел черед «Заговорщиков». Кое-кого из менеджеров удалось уволить по статье. Другим пришлось выплачивать отступные. Каркассонское отделение закрыли, а все его активы передали в компании Дома Сан-Мерси. Это должно было отчасти компенсировать убытки, возникшие в результате падения Стеклянного Дома. Чтобы подыскать новую работу для канцелярских служащих, привлекли фирму по трудоустройству, а Лолли Подбочаг предложили досрочную пенсию на весьма выгодных условиях. Остальные, как сочла Кейтлин, могли и сами о себе позаботиться.

В свободное время, которого у нее оставалось очень мало, Кейтлин систематически обыскивала поместье, вычеркивая на карте, которую нарисовала по памяти, комнаты одну за другой.

Пока в одной темной гостиной в конце концов не обнаружила мать. Вдовствующая Дама прилегла отдохнуть на оттоманку, укрывшись вместо одеяла газетами. Она, по всей видимости, велела ни при каких обстоятельствах ее не беспокоить, потому что в комнате уже очень долго не прибирали. Газеты успели побуреть, сделаться хрупкими и обрасти толстым слоем пушистой пыли – точь-в-точь грибница, вскормленная грезами Вдовствующей Дамы.

Хотя времени, видимо, прошло немало, она все еще была жива.

На краткий чародейный миг Кейтлин испытала большое искушение запереть дверь, выбросить ключ в пруд с карпами-кои, расположенный к югу от особняка, и наложить на слуг гейс, чтобы никто никогда не заходил в эту комнату. Все совершенно законно. Но вместо этого она позвала горничных, попросила их выкинуть газеты, протереть пыль, убраться, пропылесосить, заменить кружевные занавески и золотые бархатные портьеры, поставить в цветочные вазы свежие тюльпаны (мать обожала тюльпаны), а в хрустальные положить фрукты.