Читать книгу "Рассекреченное королевство. Испытание - Ровенна Миллер"

– Создать объединенную армию! Ад и преисподняя, Теодор! Ты что, серьезно?

Аннетт бочком подкралась к Виоле и сжала ее руку. Теодор же гордо расправил плечи.

– Серьезно. Сейчас или никогда мы должны подняться на защиту своих прав, иначе мы лишимся морального превосходства в этой войне.

– На чью сторону склонятся войска? – спросил у Баллантайна Сайан.

– Заковыристый вопрос. Солдаты городской и королевской гвардии всегда хранили верность королю: пока король поддерживает роялистов, они тоже будут их поддерживать. Из этих писем ясно, что большинство гвардейцев не бросили своего короля, когда тот бежал из столицы, как побитый пес. Да простит меня Его Величество за столь непочтительное сравнение.

– Армия? Флот?

– Как правило, армейские и флотские офицеры – отпрыски дворян. Может, пара-тройка из них и выступят за Галатию, закон и порядок, но остальные примкнут к своим отцам, дядьям и кузенам, то есть к роялистам. А матросы сохранят верность своим офицерам и кораблям, как издавна повелось на флоте. – Баллантайн удрученно тряхнул головой, словно принося извинения. – В армии, насколько я понимаю, порядки те же. Может, там и вспыхнет парочка восстаний, но надеяться на них не стоит.

– Значит, как мы и предполагали, большинство солдат в вашей армии окажутся отнюдь не солдатами, а простыми обывателями, – подытожил Сайан. – Но не падайте духом. Ведь у них есть вождь, которому они верят всецело и безоговорочно. Насколько я понимаю, эта роль предназначена для принца Вестланда?

– Не совсем, – поправил его Теодор. – Да, народные массы вероятнее всего сплотятся под знаменами принца Вестланда, если он выступит на их стороне. Но принц Вестланда не может и не намерен принимать на себя единоличное руководство. Он – ничто без поддержки простых людей, он обязан выступать с ними на равных.

Теодор взглянул на меня, и я нежно ему улыбнулась: наконец-то он все понял.

– Прекрати твердить о себе в третьем лице, – фыркнула Виола, – это глупо.

– Я не о себе твержу в третьем лице, – вздохнул Теодор, – я твержу о своем титуле. Если бы не он, я бы ни за что в жизни не снискал народную любовь. На самом деле я народу не нужен, но если мой титул в состоянии послужить правому делу – дай-то Бог.

Виола, изящная и хрупкая, словно виноградная лоза, прислонилась к темной стене и обвела глазами гостиную. Только сейчас она наконец осознала, насколько она здесь лишняя. Ее титул, деньги, таланты – все померкло перед величием наших новых устремлений и надежд.

– Не забывай, ты – наследник престола, – напомнила я своему возлюбленному.

– Да разве об этом забудешь? – зло скривился Кристос.

– Не забудешь, как бы ты ни пытался. Дело в том, что Теодору нельзя играть роль принца, который вернулся, чтобы отнять трон у деспота-отца.

– Что ты имеешь в виду? – подался вперед Кристос.

– Если народная любовь вознесет Теодора до небес, очень скоро людям придет в головы, что Теодору следует самому сесть на трон. И тогда наша борьба примет совсем иной оборот, не так ли? И речь уже пойдет не о реформах и законе. Речь пойдет о юном претенденте на престол, поймавшем удачу за хвост. – Я подождала, пока все поймут смысл сказанных мною слов. – По крайней мере так это преподнесут роялисты. И все наши надежды создать армию пойдут прахом: люди отвернутся от нас, решив, что мы предали свои идеалы.

– Черт тебя подери, Софи, а ведь ты права! – Брат смущенно улыбнулся. – Ты так долго крутилась возле этих аристократов, что поднаторела в их политическом языке.

– Сомнительный комплимент.

– В комплиментах я не силен.

– Зато ты силен на литературном поприще, – немедленно парировала я. – Когда-то ты писал вдохновляющие памфлеты. Почему бы тебе не написать их вновь? Умали значение Теодора, возвеличь простой народ. Развей слухи, будто он претендует на трон. Подчеркни, что ты работаешь с ним рука об руку.

– Надобно рассказать историю прежде, чем она начнется, – пробормотал он себе под нос. – Да, ты права, Софи, и я не собираюсь с тобой спорить.

Он запустил пальцы в густые черные спутанные волосы, задумчиво подергав несколько прядей.

– Давайте разработаем план, – подала голос Альба, о которой почти позабыли. – Итак, мы движемся на север, располагаемся… здесь, в центре, да?

Сайан кивнул.

– И поднимаем армию.

– На словах все легко, – осторожно заметила Виола, – но как это сделать? – Она покачала головой. – У вас в головах мутится от голода, сходите перекусите чем-нибудь. В холле есть пирожные и фрукты.

Все, кроме Кристоса, гуськом направились в холл. Подождав, когда наши товарищи выйдут, он оборотился к Виоле.

– Вот уж не думал, что вы подпустите меня так близко к своему любимому принцу и затеянному им делу. Благодарю вас… Вы скрепили наш союз… – Кристос замялся. – Не уверен, что я этого заслуживаю.

– Честно признаюсь, Кристос, прошлой осенью я ненавидела каждую строку, каждое слово в ваших трактатах и манифестах. Перемены, которые вы с таким упоением предвещали, угрожали всему, что было мне дорого. Я ненавидела и боялась то, что выходило из-под вашего пера, ибо оно было прекрасным. Оно будоражило разум.

– Будоражило, – вздохнул Кристос. – Я потерпел крах. Мои карты оказались биты. Я обманулся в своих собственных суждениях. Я не догадался, что Венко – враг, разрывающий наше политическое движение изнутри. Я слепо следовал за ним и… Дальнейшее вам известно, к чему тратить слова.

Виола вышла, и повисла тишина – плотная, тягучая.

– А ты знаешь, – медленно начала я, – что уже несколько месяцев, как у меня с огромным трудом получается накладывать чары?

Кристоса пробрала дрожь.

– Нет. Что случилось?

– Я сама ломала над этим голову. Видела свет, чары, но затем их окутывала тьма проклятия, разрушавшая волшебство. Думала, это кара за то, что я наложила проклятие на королевскую шаль. Думала, что потеряла способность колдовать.

Кристос, поникнув, закрыл лицо руками.

– Неужели? Неужели я забрал у тебя твой драгоценный дар?

– Нет. Я сама забрала его у себя, не ведая об этом. Я много страдала прошлой зимой, целыми днями терзалась сомнениями, цеплялась за свои потери, как та древняя пеллианка, не понимая, что назад пути нет и единственное, что мне остается, – примириться с утратами и идти дальше. Пока не взглянула своему горю прямо в глаза, не могла чародействовать. Поначалу мне казалось, я тоскую только по тебе…

Мой брат болезненно вздрогнул: слова хлестали его, как бичом.

– Да, конечно, я тосковала, но… Это был спутанный клубок переживаний – и помимо горечи в нем была и надежда, и вера, и стремление к новой жизни.

– Твоя тоска немного отличалась от моей, – признался Кристос. – Ты скорбела о том, что забрали у тебя. Я же скорбел о том, чего я лишил себя сам.