Читать книгу "Сломанные звезды. Новейшая китайская фантастика - Кен Лю"

Пинок прочистил мои засорившиеся нервные пути, и внезапно меня осенило.

Новое приложение господина Ваня поступило в продажу вовремя. Лао Су, столь же энергичный, как и его «Лендровер», врубил высшую передачу и довел нас до исступления. Новые концепции и кампании выходили одна за другой, новые видеоролики сменяли друг друга. Вскоре видео, в котором монах освящает мобильный телефон, стало вирусным, и «Буддаграмы» начали покорять «Weibo» и «WeChat». Число скачиваний и ежедневный уровень активности взлетели, словно ракеты, которые уходят в облака на второй космической скорости.

Не спрашивайте меня о том, как подобный рост влияет на долгосрочную стоимость бренда и что это означает для последующего развития и применения технологии цифровых водяных знаков. С этими проблемами предстояло разбираться господину Ваню. А я – просто стратег в третьесортной маркетинговой компании, в голову которому пришли безумные идеи. Я работал только с теми задачами, которые мог решать своими собственными методами.

Однако в конце концов мы недооценили креативность пользователей. Оказалось, что благодаря наличию водяного знака сделанные в «Буддаграме» фотографии можно восстановить даже на основе фрагмента или копии с низким разрешением. Это означало, что их можно пересылать, что ими можно делиться, не тратя много трафика и времени. Пытаясь воспользоваться ситуацией, мы выпустили новую серию рекламных роликов, прославлявших эту недавно обнаруженную возможность.

Число скачиваний снова взлетело до небес, но никто не мог предположить, что случилось дальше.

Все началось с того, что кто-то разместил в сети фотографию яблока, сделанную с помощью «Буддаграма». Неделю спустя тот постер выложил вторую фотографию того же яблока: оно, очевидно, гнило гораздо медленнее, чем другие яблоки.

Затем появились фотки разных домашних питомцев, которые чудесным образом выздоровели после того, как их сфотографировали в «Буддаграме».

Затем какая-то старая женщина заявила, что она сделала «Буддаселфи», после чего выжила в автомобильной катастрофе.

Слухи множились. Каждый из них по отдельности казался нелепой первоапрельской шуткой, но постоянно находились свидетели, которые утверждали, что эти истории – чистая правда, и число уверовавших росло словно снежный ком.

Сообщения становились все более странными. Пациенты с неизлечимыми формами рака показывали, как их опухоли ежедневно уменьшаются; женщины, которые не могли зачать ребенка, делали селфи в обнаженном виде и беременели; рабочие-мигранты делали групповые селфи и выигрывали в лотерею. В каждой социальной сети распространялись новости, которые обычно можно увидеть только в желтой прессе. На всех фотографиях стоял водяной знак «Буддаграма», и мы думали, что люди, которые их опубликовали, наняты компанией господина Ваня.

Мы ошибались.

Нам сообщали, что телефон господина Ваня разрывается от звонков заинтересованных инвесторов. Прежде всего они, разумеется, спрашивали о возможности вложить средства. Вторым самым популярным вопросом был: «Кто монах-учитель, который принес свет в приложение?»

Логика была проста: если освященное приложение обладает такими магическими эффектами, тогда ритуал, проведенный самим монахом, непременно будет творить невероятные чудеса. Так думали инвесторы, так думали миллионы пользователей.

В наше время правда – такая же редкость, как и добродетель. И еще более трагично то, что люди, столкнувшиеся с правдой, предпочитают усомниться в ней, поскольку им больше нравится верить в созданные ими самими правдоподобные миражи.

Вскоре кто-то слил мои контакты. Я стал получать письма по электронной почте, звонки, эсэмэски… Все орали на меня, все хотели знать только одно: кто монах-учитель?

Отвечать я отказывался. Я знал, что рано или поздно они сами все поймут.

Собрав средства на проведение поисков, люди наконец нашли монаха-учителя и его учеников из вирусного видео – актеров массовки. Мой друг нашел их в толпе, собравшейся у здания кинокомпании «Хэндьенворлдстудиос» в надежде получить роль. Они должны были играть простолюдинов эпохи Цин, поэтому уже были бритоголовыми – совсем как буддийские монахи. Переговоры прошли довольно легко: актеры, которые мечтали о карьере в кино, работали особенно усердно, а тот, кому досталась роль учителя, даже поспорил с гримером о том, где должны находиться следы от ожогов – символ его духовного сана. Посмотрев ролик, я встревожился.

Все они – хорошие люди. Виноваты не они, а я.

Бедные актеры, которых нашла «человеческая поисковая система», уже не могли жить спокойно. Пользователи сети осыпали их и их семьи отборной бранью и заставили признать очевидную истину: то, что они – просто актеры массовки, которых компания наняла сыграть роли монаха-учителя и его учеников.

Однако публика не совсем разобралась в сути дела: она продолжала верить в то, что моя компания, а точнее, я прячу настоящего монаха, что я из алчности или эгоизма отказываюсь назвать его имя и тем самым мешаю всем извлечь пользу из его способностей.

Но я ничего не скрывал.

Каждый день у входа в здание, где находился наш офис, теперь собирались группы протеста, состоявшие в основном из женщин среднего возраста с плакатами в руках. Даже если мы бы и могли противостоять этому давлению, управляющему зданием это оказалось не под силу. Лао Су временно закрыл компанию и отправил нас всех в оплачиваемый отпуск в надежде, что эта буря быстро утихнет. По доброте душевной он даже посоветовал мне покинуть город и на несколько дней уехать к родителям: ведь рано или поздно непременно найдется смертельно больной пользователь сети, который заявится ко мне домой вместе со всеми своими родственниками и станет выпрашивать у меня имя, под которым монах зарегистрирован в «WeChat».

Я понял, что Лао Су прав. Я не мог рисковать благополучием своей семьи.

Поэтому, уладив свои дела, я пришел в этот древний храм и стал уборщиком.

Колокол звонит девять раз, извещая об окончании утренних занятий. Монахи, и я в их числе, встают по местам. Сегодня храм открыт для публики, и настоятель – учитель Дэта – встретится с группой важных персон, связанных с интернет-индустрией. Он проведет для них семинар, на котором обсудит связи между буддистским учением и сетью.

Мне поручено раздавать гостям бейджи. В списке гостей я вижу много знакомых имен, в том числе имя господина Ваня.

Хотя на улице тридцать восемь градусов по Цельсию, я надеваю хлопчатобумажную медицинскую маску. Пот течет по моему лицу, словно капли дождя.

100

Верующие, теперь одетые в желтые халаты и желтые туфли, словно монахи, входят один за другим, и у каждого на шее висит бейджик на ремешке. На секунду мне кажется, что я вернулся в старую жизнь, которая закончилась несколько месяцев назад: Китайский национальный центр конференций, отель «Джей-Даблъю Мэрриотт», Пекин… Я либо присутствовал на встречах или ехал на встречи, раздавал свои визитки, добавлял ники людей в «WeChat», рекламировал наших клиентов, рисовал перед клиентами невероятные картины, пересыпал свою речь модными интернет-жаргонизмами, словно новый хунвэйбин, сжимающий в руках цитатник Мао.