Читать книгу "Сварить медведя - Микаель Ниеми"

«Милла, – успел я подумать. – Милла Клементсдоттер…»

Но почти сразу очнулся – нет. Это не Милла. Эту женщину я видел совсем недавно, и куда ближе, чем в Оселе.

– Она пряталась в коровнике, – сообщила Брита Кайса. – В сене. Я бы и не заметила, да скотина забеспокоилась.

– В коровнике?

– Думаю, подоила немного и молока попила. Похоже, она не первый день там прячется. И молчит. Клещами слово не вытянешь.

Я очень медленно, чтобы не испугать, подошел к гостье. Сарафан очень старый, латаный-перелатаный, к тому же, скорее всего, перешит из каких-то тряпок. Я взял ее за руку – ледышка.

– Мир тебе, – поздоровался я опять, на этот раз по-саамски.

Она, как мне показалось, не слышала, но внезапно сжала мою руку с неожиданной силой. Я попытался отнять руку. Она не отпускала. В ее застывшем лице было что-то пугающее – узкий нос, необычный изгиб бровей напоминали испуганного зверька.

– Я поначалу решил, что ты Милла из Оселе. – Я изо всех сил старался не повысить тон.

Она молча замотала головой.

– Теперь и сам вижу, что нет. Но я тебя узнал. Это ты была в церкви и спасла мне жизнь. – Я осторожно отнял руку и обнял ее. Появилось ощущение, что я обнимаю кусок льда. Только сейчас я понял, насколько она замерзла.

Девушка издала какой-то мышиный писк, тело ее обмякло, дыхание стало глубже и ровнее. Она постепенно оживала.

– Munlea… lea… – заикаясь, прошептала она.

Неожиданно низкий и хриплый голос, словно осипший от крика.

– Я знаю, кто ты, – прошептал я. – Тебя зовут Анне Маарет. Ты сестра Юсси.

От нее пахло несколькими днями пути без ночлега – старым потом и болотным туманом.

– Я предложила поесть – отказывается, – с упреком сказала Брита Кайса.

– Теперь не откажется, – уверенно сказал я. – Ведь так, Анне Маарет?

Не выпуская ее из объятий, я провел сестру Юсси к кухонному столу. Брита Кайса тут же поставила перед ней миску с теплой кашей – видно, держала на поду наготове. Девушка каким-то птичьим движением вытянула шею и несколько раз втянула носом воздух – совсем как лиса, почуявшая под снегом мышь. Неловко зажала металлическую ложку между указательным и большим пальцами, хотела зачерпнуть каши, но отвлеклась: увидела свое искаженное отражение в выпуклой полированной поверхности ложки.

Каша была довольно крутая; девушка неумело разрезала ее рукояткой ложки на куски, опустила голову к тарелке и начала, как лопаткой, придвигать нарезанные комки к губам. Так может есть маленький ребенок. Или настолько замерзла, что руки не слушаются.

Я покосился на жену – она, как мне показалось, была близка к обмороку. Смотрит словно завороженная, как я потираю побаливающие от звериной хватки этой крошечной девчушки пальцы.

– Это сестра Юсси.

Брита Кайса увидела, с какой скоростью исчезает с тарелки каша, и на глазах ее выступили слезы.

– Хочешь еще? – спросила она по-саамски. – Добавку дать?

Конечно, дать. Еще бы!

Я нагрузил мгновенно опустевшую миску кашей, а Брита Кайса тем временем постелила для гостьи на полу – как раз там, где спал Юсси.

Когда я проснулся на следующее утро, соломенная подстилка была пуста. Я прошел в кабинет и с удивлением обнаружил, что девушка сидит на полу у библиотечных полок с книгой в руках и, шевеля губами, листает страницы. Никто в доме не имел права трогать мои книги. Никто, кроме Юсси.

Она посмотрела на меня так, будто я вторгся в ее владения. Она читала автобиографию епископа Сунделля – книгу, на мой взгляд, не самых высоких литературных достоинств.

– Значит, Анне Маарет умеет читать?

Она кивнула.

– А кто ее учил? Юхани Рааттамаа? Или кто-то из миссионеров?

– Мой брат. Меня научил читать мой брат.

Я был поражен.

– Юсси? Когда успел?

– Когда приходил.

Господи, конечно же… Все эти странные и долгие исчезновения Юсси, которым я не мог найти объяснения… Иногда он исчезал на месяц, иногда даже на два, но всегда возвращался. И исчезал, и возвращался неожиданно.

– А как он тебя учил?

– Рисовал на земле.

– Рисовал буквы? А потом произносил их вслух?

Она быстро и, я бы сказал, даже весело кивнула. Очевидно, осталась довольна моей понятливостью.

У меня по спине побежали мурашки – так живо представил я эту картину. Девочка и мальчик идут к горному ручью, там, у журчащей воды, есть небольшая глинистая отмель. Юсси берет палочку и рисует неуклюжие буквы.

«А, – говорит он. – Аааааа…»

«Ааа», – повторяет она.

«А-а-анн», – показывает он палочкой на следующую закорючку.

«А-а-анн… Это мое имя! Анне!»

– Из Юсси мог бы получиться замечательный учитель, – сказал я не столько ей, сколько самому себе. – А что делала Анне Маарет там, в горах?

– Заботилась. О маме и папе. Чтобы не померли.

– Но Юсси никогда о них не рассказывал. Я был уверен, что он сирота.

– Они все равно померли. Этим летом.

– Сожалею. Это большое горе.

– Они были… пьяницы. – Она произнесла эти слова почти неслышно, шелестящим шепотом.

Мне стало так ее жаль, что я с трудом подавил желание опять заключить ее в объятия.

Вместо этого я грустно кивнул.

– Мой отец тоже страдал этим пагубным пристрастием…

Мне всегда было трудно касаться этой темы, хотя я подробно все и описал в «Голосе кричащего». Отцовское бешенство по поводу любой мелочи, его рыкающий, горловой крик… Мать месяцами выбивалась из сил во время его долгих «деловых поездок», как он это называл, – попросту исчезал из дома. А когда возвращался – бил мать. Это было самое страшное: он бил мать, а мы с Петрусом ничем не могли помочь, прятались под столом, как испуганные щенки.

– Значит, Анне Маарет пришла рассказать брату о смерти родителей?

– Не-а. Он уже знал… – Она опустила веки, помолчала. Потом открыла глаза и посмотрела на меня очень твердо, будто толкнула в грудь. – Я пришла за ним.

– Но Юсси… Ты, может быть, не слышала? Юсси осужден за тяжелые преступления. За насилия против женщин.

– Он ни в чем не виновен.

– Я знаю, знаю, – поторопился я согласиться. – На суде я его защищал, но судьи меня не слушали. Вернее, слушали, но не слышали.

– А где мой брат сейчас?

– Юсси… Юсси отвезли в Умео на тюремной повозке. Решение суда я обжаловал, так что есть еще надежда, что его помилуют.

– Помилуют?