Читать книгу "Зимний излом. Том 2. Яд Минувшего. Часть 1 - Вера Камша"

— Нет, — покачала головой женщина, — нет…

— Вы так в этом уверены?

— У нас не растет дождевой корень. — Жанетта говорила все тише. — Аптеку мы запираем… И дверь, и шкафы с лекарствами. Мы завтракали все вместе, потом я повела детей в Ноху… Я взяла Базиля и Кати, и мы пошли… Пошли…

Она все-таки расплакалась, ухватившись за оказавшегося рядом судебного пристава. Гуэций угрюмо взглянул сначала на обвинителя, потом на Ворона.

— Полагаю, вопросов к Жанетте Маллу больше нет?

Вопросов не было, было желание вытащить убийцу из Заката и поставить перед этой женщиной. Или хотя бы сровнять его могилу с землей, потому что Дорак был хуже Франциска и его пасынка-Вешателя…

2

Ну зачем было тащить на свидетельское место задыхающуюся от горя мать?! И так ясно, что детей отравили и отрава была в святой воде. Кто бы это ни сделал, ему нет прощения ни в этом мире, ни в Закате, но судят не отравителя, судят человека, которого раз за разом травили. Не вышло, теперь убивают другим способом, а Штанцлер — свидетель. И Салиган — свидетель… Еще один мерзавец, которому соврать, что вина выпить. И надо ж было Дикону ухватить этого угря… Началось с ревнивой служанки, кончилось смертью Удо, если кончилось…

— Раймон Салиган является свидетелем трех непосредственно связанных с данным разбирательством преступлений, — объявил Фанч-Джаррик. — Я прошу разрешения допросить его сразу обо всем.

— Это разумно. — Кортней обернулся к Ворону. — Если не будет возражений со стороны защиты, суд склонен удовлетворить просьбу обвинения.

— Удовлетворяйте, — бросил Алва, ему было все равно.

— Господин Салиган, — Фанч-Джаррик уставился в свои записи, — вы более десяти лет исполняли тайные поручения Квентина Дорака. Как вы, маркиз, опустились до подобного?

— Я расплачивался за ошибки молодости, — охотно объяснил неряха. — Это не были преступления в прямом смысле этого слова, но если бы некоторые мои дела стали известны, мне пришлось бы покинуть Талиг. Дорак располагал доказательствами моих прегрешений, в обмен за молчание он потребовал оказать ему ряд услуг. Я оказал и в самом деле стал преступником. Высокий Суд может мне не верить, но, когда герцог Окделл взял меня под арест, я испытал облегчение.

— Это весьма похвально, — одобрил прокурор. — Высокий Суд оценит вашу откровенность.

— Я принес присягу, — с достоинством произнес Салиган, — и я счастлив сбросить со своей совести отвратительный груз.

— Что вам известно о покушении на семейство Раканов, имевшем место в Агарисе?

— Очень мало. Дорак передал в Агарис своему человеку некое распоряжение. Этот человек не справился с поручением и был наказан. Об этом я узнал перед Октавианской ночью непосредственно от Квентина Дорака.

— Зачем лжекардинал рассказал вам о покушении?

— Дорак имел обыкновение рассказывать о том, что случается с теми, кто не справился с его поручением. Он полагал, что подобные разговоры способствуют исполнительности, и был совершенно прав. Я подозревал, что в переданном мне ковчежце — яд, и тем не менее…

— Об этом вы еще расскажете. Если вам нечего больше сказать об агарисском покушении, расскажите о нападении на герцога Эпинэ.

— Охотно. — Салиган слегка поклонился обвинителю. — Ночью в мой дом пришел неизвестный мне человек, по виду кэналлиец или марикьяре. Гость сказал, что смерть Дорака не освобождает меня от моих обязательств и что если я не помогу похитить герцога Эпинэ, о моем прошлом узнают все. Что мне оставалось делать?

— Называл ли ваш гость какие-либо имена?

— Герцога Алва. По его словам, Дорак передал Алве доказательства моих и не только моих преступлений. Тайно вернувшись в Талигойю, герцог встретился с верными людьми и оставил им распоряжения на случай своего пленения. Оставшиеся на свободе должны были захватить ценного заложника и обменять его на Алву.

— Что вы предприняли?

— Я вынудил слугу моего доброго знакомого барона Капуль-Гизайля уступить место человеку Алвы.

— На этом ваше участие в нападении исчерпывается? — уточнил гуэций.

— Да, сударь. Упомянутую ночь я провел за картами, чему есть множество свидетелей.

— Это правда, — подтвердил Фанч-Джаррик. — Раймон Салиган виновен в недонесении о готовящемся преступлении, но не в нападении на Первого маршала Талигойи.

Салиган поклонился еще раз. Врет, но почему? Не знает правды или… выгораживает Марианну? А вот ты не Иноходец, ты — осел! И ведь собирался же к Капуль-Гизайлям, но не добрался.

— Господин Салиган, Высокий Суд удовлетворен вашими ответами, а теперь расскажите о том, что предшествовало так называемой Октавианской ночи.

— Охотно. — Неряха старательно наморщил лоб. — Прошлой весной, к сожалению, точный день назвать не могу, меня вызвал Дорак. Принимал он меня в саду, и я сразу понял, что речь пойдет о чем-то тайном даже по его меркам…

3

Все стало на свои места — покушения на сюзерена, охота за Робером, новые выходки Сузы-Музы… За всем стояли люди Дорака и кэналлийцы. Салигана поймали на подлости, а Удо — на любви. Шепнули, что жизнь баронессы зависит от послушания графа Борна, — и все! Хорошо, что Салиган об этом не знает, и хорошо, что, пока дело Сузы-Музы не раскрыто, об участии Удо в покушении приказано молчать. Юноша смотрел на высокого неопрятного человека и проклинал себя за глупость. Салиган судит по себе, он мог поверить, что Борн гонится за маршальским жезлом, но как же все они не поняли?! Даже сюзерен, хотя Альдо не знает, что такое любовь…

Борну можно было помочь, догадайся хоть кто-нибудь, что его визиты к куртизанке не минутная прихоть, а настоящее чувство. Марианна, несмотря на свои занятия, была по-своему честной и смелой. Она спасла Робера, и она помнит добро. Если баронессе объяснить, в чем дело, она поможет выловить уцелевших шпионов Дорака. Салиган дневал и ночевал у Капуль-Гизайлей, надо полагать, захаживают туда и его сообщники. Дернув за нужную нитку, можно добраться и до кэналлийского отряда, и до Сузы-Музы, чьи вирши распевает простонародье. Вот уж кому место в Занхе, кем бы он ни оказался.

— Вы отвечаете за свои слова? — Обычно невозмутимый супрем казался потрясенным.

— Я устал молчать. — Лицо маркиза было угрюмым и решительным. — Подумать только, когда-то самым страшным моим проступком был адюльтер с довольно-таки вздорной графиней, а чем кончилось…

— Раймон Салиган, — гуэцию как-то удавалось скрывать брезгливость, — ваши похождения Высокий Суд не интересуют. Итак, вы знали, что в святой воде, которую передал вам Дорак?

— Тут и гусак бы сообразил, — буркнул Салиган. — Сосуд был просто брат родной того, что привез Оноре. И чеканка, и печать орденская, все на месте.

— Как вам удалось подменить сосуды?