Читать книгу "Красная мельница - Юрий Мартыненко"

…Первых наших в Афганистане встречали цветами и улыбками. Первым жали руки и приветствовали как друзей. Не всегда и не везде, но – в основном. Так родилась иллюзия: нам рады. Вскоре, однако, война расколола народ на части. А затем и вовсе запутала ситуацию. Парни из Союза обнаружили: наряду с преданными идеалам новой жизни афганцами появились те, кто мог предать. И предавал. Солдаты убедились: из кишлаков, где жили мирные, правоверные люди, которых они прибыли защищать, в них, советских солдат, палят из всех видов оружия. Солдаты переставали понимать, где среди афганцев свои, а где чужие. Логика войны приводила в конечном счете к обоюдной жестокости. То, что вчера представлялось немыслимым, сегодня становилось будничным. Или, по крайней мере, не таким уж и немыслимым. В подобных делах, если уж влезли, обратного хода, как известно, нет.

Все это время мы игнорируем многосторонность афганской войны. Мы словно забыли, что любая война – и афганская в том числе – это не только сражение, но и жизнь. Что любая война – это тяжелое испытание для каждого. И наряду с проявлением мужества одними проявляется малодушие других – и не всегда по вине самого человека. Там, где мог устоять Иванов, Петров ломался. Кто-то выходил из сражения закаленным, а кто-то прямым ходом в “психушку”. Сколько их, потерявших разум?

Посылая в чужую страну солдат даже с очень благой целью, общество должно было быть готово и к очень неприятным вещам – таким, как жестокость, озлобленность, ненависть. А то и деформация самой цели.

Полем боя стала вся страна, и солдаты увидели все ужасы подобной войны. Они познали вездесущность ее фронтов, проходящих через одни и те же кишлаки и даже через одну и ту же семью…»

* * *

– Оставь меня, боец! Попробуй выбраться сам, – очнулся от забытья раненый.

– Оставить никак не получится, товарищ командир, – хрипло отозвался, облизнув пересохшие губы сухим языком, сержант. Он прикрыл раненому рот ладонью, чутко прислушиваясь к тому, что происходило там, наверху, на выступах скалы. Под ногами душманов, которые, перестав бормотать, тоже затаились и вслушивались в тишину, шуршали и сыпались вниз мелкие камешки. Сержант продолжал смотреть вверх, на спасительный каменный выступ.

Они находились в Мельтанайском ущелье. Место глухое. Сюда редко заглядывали спецназовцы. Не добиралась и доблестная пехота из 70-й бригады, контролировавшей Кандагар и его окрестности. «Духи» чувствовали себя в Мельтанайском ущелье, как у Аллаха за пазухой.

«Только бы не застонал», – молил судьбу десантник, продолжая держать ладонь на лице «художника».

Душманы забормотали опять. И снова зашуршали и посыпались вниз камешки. Голоса стали удаляться.

Сержант убрал ладонь. «Художник», кажется, опять впал в забытье. Но это оказалось не так. Он все-таки нашел в себе силы перебороть боль и подчиниться сержанту. Абсолютно ему не знакомому. Но своему родному советскому сержанту-вэдэвэшнику.

– Ушли?

– Да. Кажется…

– Слушай, сержант, – раненый тронул рукой того за пуговку куртки.

– Да, слушаю.

– Я – подполковник спецназа КГБ СССР Васнецов. Приказываю оставить меня здесь. С моим «макаровым». Ты выбирайся. Одному есть шанс. Вдвоем нет. Я старший офицер. И это приказ. Выполнять, сержант! Теперь ты знаешь обо мне. Если выберешься, можешь про этот приказ умолчать. Скажешь, что погиб. Сорвался в пропасть. – Тяжело с хрипением дыша, он сделал паузу. – Меньше будет расспросов. Я свое сделал. Видел «дипломат»? Главное, что он улетел?

– А что в нем?

– Бумаги. Ценные бумаги. Командование поймет. Что молчишь, сержант?

– Нет. Не могу.

– А как же устав? Сержант?

– Вы бы помолчали, товарищ подполковник. Не тратили зазря силы.

– Эх, – он отпустил пуговицу бойца.

Сержант, закрыв глаза, откинулся спиной на плоскую стену скалы. Автомат лежал рядом. Сюда не проникало солнце, и была тень. Здесь не было так жарко, как наверху.

Сколько прошло времени, было непонятно. Оба от упадка сил словно задремали.

Нарастающий грохот двигателя вспорол тишину. Огромная железная стрекоза с рокотом мелькнула тенью меж дальних скал. Сержанта вырвало из липкой и тягучей дремы. Неведомо откуда, но прильнули силы. Должно быть, такое происходит с человеком всякий раз, когда уже надежды ни на что и нет. Когда только одно и остается – ждать ужасной развязки.

Присвист мощных винтов нарастал. А вот и сама винтокрылая машина. Плавно рубящие прозрачный иссушенный воздух блестящие лопасти. Неясные за стеклом очертания пилотов в летных, сверху горбастых шлемах, которые носят только вертолетчики. Растопыренные стойки колес, обутых в черную резину. За эти секунды воспаленное сознание четко фиксирует каждую деталь происходящего. И это, вероятно, связано с психикой человека, который еще сам того не ведает, что именно сейчас-то и случилось его воскрешение к жизни…

* * *

– Как там у русских говорят – коту все под хвост? – Всегда внешне спокойный и уравновешенный генерал нервно пожевывал кончик незажженной сигары. – Почему молчите, Майкл? Вы-то что-то можете сказать на этот счет?

– Все коту под хвост, – поправил тот шефа.

Майкл Полонский по-прежнему продолжал сидеть в кресле, обхватив лоб ладонями. Четких мыслей не было. Он не знал, что ответить шефу, но как кадровый разведчик с многолетним стажем работы прекрасно осознавал, что сейчас не тот самый случай, когда молчание – золото. Шеф требовал, правда, теперь уже неофициального отчета. Официально же отчет сводился к тому, что тщательно продуманная в мельчайших деталях секретная операция провалилась, причем с таким жутким треском, что его услышали на самых верхних этажах, причем не только Центрального разведывательного управления, но Пентагона. Это говорило лишь об одном, о том, что теперь недоверие военных к их ведомству возрастет еще больше, а это не означало в перспективе ничего хорошего.

– Трудно что-либо комментировать, господин генерал, в такой ситуации. Но ясно одно – русские опять нас переиграли. Шаих-хан в их руках. Хотя именно на эту фигуру была сделана высокая ставка. Именно эта фигура могла стать влиятельным козырем в движении джихад – священной борьбе против Советов на территории Афганистана.

– И именно это, полковник, – перешел шеф на официальный тон, – крайне нам непростительно. Более того, непростительно в том, что мы плохо сделали свою работу… Как ни неприятно это осознавать, но русские со своей стороны выполнили ее профессиональнее… Мне очень жаль.

– Мне тоже, сэр…

– Тем не менее не стоит сбрасывать со счетов и плюсы. Война в Афганистане внесла свой вклад в незавидную судьбу Советского Союза. Эра Горбачева практически закончилась. Даже если через год он останется в своем кремлевском кабинете, реальной властью обладать не будет. Если в ближайшее время Горбачев будет свергнут, то это сделают сторонники жесткой линии… Однако со временем влияние реформаторов будет расти и демократы придут к власти. СССР в настоящий момент переживает революционную ситуацию, и нынешняя централизованная система управления в нем обречена на провал. Как это произошло за последние два года в других странах Восточной Европы, в СССР сейчас налицо все признаки того, что в ближайшее время в нем не только произойдет смена власти, но и быстрая ликвидация существующей политической системы. Но и это, друг мой, еще не все. Пункт «А» нами выполнен. Теперь ожидает пункт «Б». Это наступление фундаментального исламизма на южные республики СССР. Поставив шах, поставим и мат. Ваш дед Валентин Полонский не дожил до столь глобальных изменений на его родине. Но вам, дорогой друг Майкл, простите за фамильярность, предоставится возможность посетить фамильный склеп и поклониться праху своего деда. Поклониться и сказать, что Россия, в общем-то великая страна, становится, наконец, свободной от коммунистического режима…