Читать книгу "Лес потерянных - Сандрин Вольф"

Окса, подойдя к смешному созданию, поспешила заверить его в его полной непромокаемости, в которой он явно сомневался. И Простофиля тут же принял блаженный вид.

— Отбываю предупредить хозяев, Абакума и Нафтали, о вашем скором прибытии! — сообщил Быстроход, запрыгивая на подоконник.

— Отличная мысль! — похвалила его Драгомира. — Но, мне кажется, будет предусмотрительным, если с тобой полетит Кульбу-Горлан. Ты давненько не выполнял поручений…

Малыш согласился и потянулся, пока Кульбу-Горлан сообщал подробности маршрута: широту, долготу, температуру, высоту, уровень влажности… Когда Быстроход покончил с разминкой, оба вылезли на скользкую черепицу. Беглецы наблюдали, как они перемещаются с крыши на крышу, а потом исчезают за струями дождя.

А потом взгляд Беглецов привлекла вода, поднявшаяся на площади еще на несколько сантиметров. Промчался на всех парах военный грузовик, за ним карета «скорой помощи».

— Ладно, не будем терять время! — вздрогнув, бросила Драгомира.

— Оставьте меня здесь, — пробурчал Гюс, пристально глядя на Оксу. — Учитывая, что я совершенно бесполезен, предпочитаю, чтобы мной занялись спасатели, как и любым другим чудовищно нормальным человеком…

Окса посмотрела на него одновременно и с досадой, и изумленно.

— Знаешь, ты в некотором смысле хуже Вещуньи!

— Совершенно очевидно, что человек не на своем месте — это я! — гневно отрезал Гюс. — И не говори мне, что ты так не думала!

— Чушь какая! — поперхнулась Окса.

— Никто здесь не полагает, что кто бы то ни было не на своем месте, — вмешалась Реминисанс. — Ты наш, и, по-моему, все, кто тебя окружает, уже доказали, что ты можешь на них положиться, разве нет?

— У каждого есть своя роль, — добавила Брюн.

— А моя роль — шута при Юной Лучезарной, так? — прошипел Гюс.

Окса хмыкнула. Она сделал все, что могла…

Зоэ виновато глянула на нее и чуть отошла в сторонку.

— Довольно, Гюс! — громыхнул его отец. — Не знаю, что сейчас происходит между тобой и Оксой, но будь добр немедленно прекратить это сведение счетов! У нас нет времени, нужно собираться!

После суровой выволочки, устроенной Викингом, на миг воцарилась тишина, быстро нарушенная суетой трех пожилых дам, принявшихся методично собирать все, что было необходимо взять с собой.

Кто знает, вернутся ли Беглецы в Лондон? Все старались об этом не думать, но, возможно, нынешний отъезд был их последним бегством.

Следуя примеру трех подруг, все тоже занялись делом. У всех было муторно на душе, но они принялись собираться.

— Одно место на каждого! — напомнила Драгомира, набивая до упора чемоданчик десятками флакончиков с Граноками и Улучшалками.

Окса помчалась к себе и через несколько минут в отчаянии застонала: на кровати валялась гора того, с чем она не могла заставить себя расстаться. Минимум миниморум…

— Думай о «выживании», Окса-сан, — старалась урезонить она себя, копаясь в огромной куче книг, безделушек, одежды, обуви и всякой ерунды.

Она достала ремень — любимый! — с пряжкой в виде черепа — посмотрела на него и отшвырнула за спину.

— Ай! — раздался голос Тугдуала.

Окса раздраженно обернулась. Парень стоял в дверях с крошечным рюкзаком за спиной и ее ремнем с пряжкой-черепом в руке.

— Извини… — сказала девочка, возвращаясь к своей тяжкой задаче.

— На твоем месте я бы взял вот это! — парень достал из кучи свитер, пару теплых носков и непромокаемый плащ. — С этим ты наверняка выживешь.

— Сентиментален, как всегда… — пробормотала Окса, разглядывая маленькую статуэтку из вулканического стекла, которую очень любила и рассчитывала взять с собой.

Эти слова вызвали у Тугдуала улыбку. Он забрал у нее статуэтку и положил на кровать.

— Почему бы не взять несколько фотографий? — предложил юноша. — Полезная вещь для лечения ностальгии, к тому же легко транспортируется!

— Какой же ты циник…

— Маленькая Лучезарная, у тебя никогда не получится меня обидеть. Так что лучше поторопись. М-м-м, да ты просто неотразима! — воскликнул он, разглядывая одну из многочисленных фотографий, которые Окса распихивала по пластиковым пакетам.

Окса, скрежетнув зубами, вырвала у него из рук фото. В этот момент она заметила проходившего по коридору Гюса, и сердце у нее сжалось.

— Он переживет… — сказал Тугдуал, будто прочитав ее мысли.

Его лицо снова стало серьезным… что ничуть не уменьшило его притягательности…

Выбитая из колеи, Окса бросила свое пустое занятие, застегнула рюкзак и, одарив Тугдуала свирепым взглядом, направилась в лично-персональную мастерскую бабушки, где их ждали Беглецы.

Из глубины души Павла поднялся глухой рык: Чернильный Дракон изогнулся, прежде чем развернуть свои широкие крылья. Огромные дождевые капли падали с неба, освещаемого прожекторами вертолетов, а Беглецы с грехом пополам рассаживались на гребенчатой спине Дракона.

— Повесь это мне на бок! — крикнул Павел Драгомире, тащившей чемодан, в который она запихала Минимерку с тварюшками и запас Граноков, эликсиров и трав.

Драгомира так и сделала, прикрепив ценный груз к шее Дракона.

— Ну что, либо сейчас, либо никогда! — воскликнула Брюн, пристально оглядев выходящие на площадь пустые улицы.

— А вот так будет еще лучше! — щелкнул пальцами Павел.

Мгновенно бледный свет фонарей погас, погружая площадь и окрестности в полную тьму.

Окса восторженно пискнула.

— Обожаю, когда ты это делаешь, пап! — шепнула она на ухо отцу.

Он повернул голову, чтобы поглядеть на нее, и хрипло крикнул:

— Держитесь!

Чернильный Дракон медленно и мощно замахал крыльями и могучим рывком оторвался от земли. Пьер и Жанна левитировали рядом с ним. Беглецы, сидевшие вплотную на гребенчатой спине огромной рептилии, смотрели, как удаляются кроны деревьев внизу.

Дом Поллоков уменьшился, а потом исчез.

Под непрекращающимся проливным дождем Дракон пролетел над колледжем Святого Проксима, двор которого был залит тридцатисантиметровым слоем воды, и Оксе стало еще тоскливей.

Улетают ли они навсегда? Увидит ли она снова их дом? Колледж? Друзей? Она будет по ним скучать… Как же это ужасно уезжать вот так, не зная, вернешься когда-нибудь или нет.

Впервые она на самом деле поняла, что чувствовали Беглецы, покидая свою Потерянную Землю: жуткое ощущение обреченности. Словно из тебя грубо вырвали какой-то кусок. Такая рана никогда не заживет до конца.