Читать книгу "Золотая пыль (сборник) - Генри Мерримен"

Было условлено, что на следующий день мы поедем в Хоптон, где Жиро проведет несколько недель в обществе пребывающих в изгнании дам. Альфонс не скрывал надежды, что раненая рука, въевшаяся в кожу пороховая копоть и пережитые опасности могут тронуть сердце Люсиль. Как по мне, я не сомневался, что ничего этого не требуется, и присущие моему другу качества уже сыграли свою роль.

– В любом случае, она хотя бы не станет потешаться над этим. – Маленький француз воздел раненую длань. – И не станет высмеивать нашу великую атаку. О, Дик, друг мой, ты пропустил нечто важное, – вскричал он, заставив носильщиков на станции Ливерпуль-стрит изумленно оглянуться. – Пропустил нечто очень важное в жизни, не обнажив оружия за Францию! Mon Dieu! Слышать горн, трубящий атаку; видеть коней, этих храбрых животных, вскидывающих голову в ответе на зов; смотреть прямо на лица людей! Дик, вот это жизнь! Слышать лязг сабель по всему фронту! Это похоже на то, как если бы дворецкий уронил ящик с ножами на лестнице!

До Хоптона мы добрались к вечеру, и я не слишком обрадовался, узнав, что на ужин приглашена Изабелла – дабы почтить, как пояснила Люсиль, «героя великого отступления».

– Нам также известно, – добавила мадам, обращаясь ко мне, – что такие старые друзья, как мисс Гейерсон и вы, будете рады встрече.

И Изабелла натужно улыбнулась мне.

За ужином разговор шел по большей части по-английски, причем Альфонс Жиро очень остроумно шутил на нашем языке. В гостиной я воспользовался возможностью поговорить с мадам де Клериси о делах, причем просил поучаствовать и Люсиль.

Мне показалось, что я улавливаю в атмосфере своего старого дома некое недоверие или враждебность по отношению к себе, а однажды перехватил многозначительный взгляд, которым обменялись Люсиль и Изабелла. В тот момент речь как раз зашла о разорении Альфонса, каковое наш бравый солдат воспринимал с похвальной жизнерадостностью.

– Каков английский эквивалент нашего су, когда название этой монеты используется как символ нищеты? – поинтересовался юноша, и, получив ответ, весело пояснил Изабелле, что у него за душой нет даже медного фартинга.

Пока я беседовал с мадам о делах, Альфонс с Изабеллой развлекались игрой в бильярд в холле. Впрочем, их видимо, больше занимал разговор, чем игра, потому как стука шаров я не слышал.

Дамы удалились на покой рано. Изабелла тоже осталась на ночь в Хоптоне. Мы с Альфонсом уединились за сигарами. Я сразу убедился, что ощущение враждебности ко мне распространилось и на молодого Жиро, который молча курил, как по волшебству забыв про свою веселость. Не будучи любопытным по натуре, я не стал платить другу холодностью – мерой, безусловно возымевшей бы действие на натуру столь простую и открытую.

Вместо этого я мрачно потягивал сигару, и просидел бы так, пока не настало время ложиться, как вдруг раздался стук в дверь. На улице шел снег, и крупные хлопья полетели в открытую мной дверь. Я ожидал увидеть берегового смотрителя, который часто приходил за помощью сам или присылал гонца, если случалось кораблекрушение. Но ввалившийся в холл парень оказался посыльным с телеграфной станции Ярмута. Протопав все это расстояние пешком, он потребовал в вознаграждение за труды шесть шиллингов, но получил целых десять, потому как ночка была такая, что врагу не пожелаешь.

Вскрыв конверт, я обнаружил телеграмму, посланную тем вечером управляющим одного крупного лондонского банка: «Чек на пять тысяч фунтов предъявлен для оплаты. Должен быть обналичен завтра утром».

– Мист наконец подал признаки жизни, – сказал я, протягивая телеграмму Жиро.

Глава XVII

По следу

Le vrai moyen d’être trompé c’est de se croire plus fin que les autres[92].

Я потихоньку выбрался из дома на рассвете следующего дня, верхом примчался в Ярмут и сел на самый ранний и самый тухлый, в том числе благодаря торговцам рыбой, поезд до Лондона.

Насколько плохо подготовился я к схватке с Мистом, следует из факта, что мне неизвестен был даже час, когда открываются лондонские банки. Общее соображение сводилось к тому, что, прибыв в половине одиннадцатого, я все-таки получу достаточно времени, чтобы рассчитывать перехватить, а то и поймать на горячем нашего ловкого мошенника.

Поезд прибыл на Ливерпуль-стрит точно по расписанию, в десять. Десять минут спустя я уже вылез из кэба и поспешил к двери большого банка на Ломбард-стрит.

– К управляющему, – бросил я, обращаясь к субъекту с прилизанными волосами и в мундире с медными пуговицами, роль которого в здании явно сводилась к чисто декоративной.

Меня проводили в небольшую стеклянную комнату, похожую на оранжерею, где сидели, словно под микроскопом, двое управляющих. То были живые образчики облаченной во фрак респектабельности, контролирующей деятельность полусотни клерков, каждый из которых, переворачивая страницу гроссбуха или сообщая вполголоса соседу свежие слухи, исподволь бросал взгляд на стеклянную каморку.

– Мистер Говард, – сказал управляющий, державший в руке часы. – Я ждал вас.

– Вы обналичили чек?

– Да, ровно в десять. Получатель ждал нас под дверью. Клерк тянул сколько мог, но отказать в уплате мы не имели права. Стофунтовые банкноты, как обычно. Никогда не доверяйте человеку, который пользуется стофунтовыми банкнотами. Вот их номера. Мчитесь во весь дух в Английский банк и остановите их! Вы можете перехватить вашего жулика там.

Управляющий вытолкал меня из каморки, и мне подумалось, что помимо фрака и безвкусных очков в золотой оправе в этом человеке остались еще некое мужество и боевой дух, которые очень нелегко сохранить внутри четырех стеклянных перегородок.

Кэбмен, почуявший, видимо, забаву, дожидался меня, хоть и получил все сполна. Летя во весь опор по Ломбард-стрит, я вспоминал гибкую спину Миста и гадал, хватит ли места для нас двоих в здании Английского банка.

Благородный читатель наверняка имеет вложения и без нищего сельского сквайра знает, что вход в Английский банк представляет собой портик, через который открывается вид на небольшой внутренний дворик. В этот дворик выходят три двери, и центральная из них ведет в департамент, где банкноты обмениваются на золото и серебро.

Выскочив из кэба, я посмотрел сквозь портик и заметил на той стороне двора спину человека, входящего через вращающуюся дверь. Снова Шарль Мист! Расплатившись с кэбменом, я отметил про себя внушительные габариты двоих швейцаров в роскошных ливреях – чтобы проложить себе путь через дворик, месье Мисту придется одолеть троих здоровых мужчин.

Внутрь банка вели две вращающиеся двери, и, проходя вторую, мой объект обернулся. Впрочем, я не успел разглядеть ничего, кроме бледности лица. Влетев в большой зал, я торопливо осмотрелся. Двое мужчин обменивали деньги, а третий склонился над столом, заполняя бланк. Никто из них не походил на Шарля Миста. Имелся еще один выход, ведущий в глубь здания.