Читать книгу "Дивизия особого назначения. Освободительный поход - Фарход Хабибов"

Километр мы их гнали, а они бежали прытко, только вещи их по сторонам летели, один, отбросив винтовку, бег впереди, и в руке у него что-то металлически блеснуло. Я подумал, что у него пистолет, и из карабина его снял, подьезжаю, а это новенький амбарный замок, видимо, в Замостье взял. Пока я замок разглядывал, еще один выстрелил и попал в меня, прямо в плечо, товарищ капитан, его Йигитка разрубил своим мечом навовсе. Вот и все, на этом бой закончен. А вот этот чернявый тоже с ними был, оказывается, из ваших краев. – И показывает мне на стоявшего третьим в первом ряду пленных самостийников брюнета.

– Эй, ты кто такой? – спрашиваю я по-хамски.

– Красноармеец Бобокулов.

– И откуда ты, БЫВШИЙ красноармеец Бобокулов?

– Я из Пянджа, товарищ капитан.

– Я тебе не товарищ, товарищи с немцами воюют, а те, кто им задницы лижет, мне никто, понял?

Тот понурил голову, значит, совесть есть (ну, или на публику играет).

– Ну и как ты попал к этому пану Грициану Таврическому[287]?

– К кому?

– Ну, вашему Боровцу?

– Нашу часть разбили, и мы – я, товарищ лейтенант Вахромеев и еще семь парней – пробирались к нашим, в лесу нас поймали эти, у нас ни патронов, ни еды. Лейтенант сбежал куда-то, а нам некуда бежать, вот и попали к ним в плен. А тут этот стал нас соблазнять, мол, будем хорошо жить, жрать-пить.

– И ты пошел? А как же Родина?

– Виноват, отказников они обещали расстрелять. Так расстреляли моего земляка Камарова и еще человек двадцать таких же, как мы, горемык, вот мы и пошли. Но хотели при первой же возможности перейти к нашим, ну к вам.

– Ну и чего же не перешел?

– Перешел же, я, как увидел красноармейцев, сразу штык в землю и сидел до конца боя, молился. Так что я ни в чем не виноват, красноармейцев не расстреливал, никого не убивал и тут сразу сдался.

– И что с ними сделать, Никанорыч, казнить или помиловать?

– На Гражданской к нам в отряд переходили колчаковцы, в основном это были или мобилизованные, или ранее попавшие в плен красноармейцы. И мы их проверяли в бою: оправдают доверие, они с нами, а нет – то на осину, сушиться. Мы ж красные амурские партизаны, у нас ЧК не было, как их проверить-то?

– Предлагаете что-то типа штрафной части организовать? И пусть повоюют, искупят свое прошлое кровью? Ну, или смелостью и подвигами во имя Родины?

– Да, именно это я и хотел сказать, капитан, и у меня на примете есть командир для таких штрафников, это тот самый Михась, умеет он с этим элементом работать. Пусть берет свое отделение, то самое, которое батальон разагитировало, и перевоспитает этих.

– Согласен, тем более Карасевич прекрасный мужик.

Сразу Карасевича посвятили в рыцари, то есть назначили комштрафроты, и всучили ему испытуемых. Для облагораживания этих товарищей тут же в штрафчасть влилось отделение Михася, с которым он прошел все свои приключения с 22 июня. И эти в списках идут не как наказуемые/испытуемые, а как воспитатели, ну, и единственного комиссара нашей дивизии, Савельева, тоже назначили туда. Пусть проводит политическую работу среди Михася и его зерен и плевел, а то порывается в бой комиссар простым пехотинцем, но со зрением у него швах. С тридцати метров даже в сарай камнем не попадет. Зато язык подвешен и политически подкован.

Ну, на том закончу дозволенные речи, то есть почти ничего в тот день не происходило, и вечер плавно перетек в ночь, и я своевременно лег спать.

Глава XXI

«Абдиев, Семеркин, а Любимова тут нет – I»

3 августа 1941 года, где-то в Белоруссии

(в 40–60 км от госграницы СССР).

Из дневника капитана Абдиева № 2

Немцы сунулись под утро и сами себя обнаружили, нарвались, шайтаны, на шрапфугасы, даже не знаем, сколько их там было, но взорвались только три шрапфугаса. О потерях противника мы, конечно, не знаем, ведь они на том берегу, мы на этом, но, видимо, педагогический эффект от шрапфугасов Прибылова оказался очень неплохим. С четырех утра и до десяти дня немцев не было, то ли они зализывали раны, то ли пошли другим путем.

В десять налетели бомбардировщики, такая жиденькая стая, всего три самолета, и побомбили, поштурмовали ДОТ, а ему хоть бы хны. Правда, каземат № 3 очень не слабо приласкало, бомба взорвалась прямо на перекрытии бетонном. И Юсупянцу с его пушкарями досталось, но не смертельно, их оглушило и побило камешками. Ребята были в касках (как предписывает устав) и отделались испугом да десятком синяков на плечах и спинах.

У меня такое чувство, что ДОТ бомбили на всякий случай, бомбили простыми и довольно мелкими бомбами, зато предмостное укрепление на нашем берегу гитлеровцы разнесли. Пусть, мне не жалко, бойцов там нет, я думал, что артиллерией будут бить, и потому рассредоточил ребят, а фашисты ударили самолетами, результат тот же. Ни одного раненого, и, значит, пока, во всяком случае, я нормально командую. После бомбежки немцы начали бить из легких гаубиц, но результаты были такие же, как в случае с бомбежкой. Все зарылись в землю или сидят в ДОТе, никто не хочет погибать.

Тут немцы пустили бронепоезд, стандартный советский бепо, видимо трофейный, за ним еще тащатся три платформы с живой силой.

– Скворцов, давай захватим бронепоезд?

– Давайте, а как товарищ капитан?

– Как только пройдет он на нашу сторону, взрывай, к шайтанам, мост, чтобы некуда было бежать, а ты, Юсупянц, можешь ему в бронепаровоз чемоданчик из своей 76-миллиметровки всадить? И желательно не один.

– С нашим удовольствием, товарищ капитан.

– Сазонов, твой пульвзвод должен сосредоточиться на тех платформах, думаю, они десант везут.

– Понял, товарищ капитан, выполним.

– Ну-ка, Абдурахманов, набери мне Клеткина.

Связист Абдурахманов, поколдовав с телефоном, стал взывать:

– «Клетка», «клетка», вызывает «пещера», «клетка», «клетка», вызывает «пещера».

– Товарищ капитан, «клетка» на связи, – и Абдурахманов (оренбургский казах) протягивает мне трубку.

– Слушай, «клетка», твое дело молчать и наблюдать, стрелять только в том случае, если из «шкафа» полезут люди, тех, что на подносах должны причесать «сазон-газоны», как понял меня?

– Понял вас, «пещера», а если с подносов побегут к нам?

– В этом случае стрелять на поражение, живыми они нам не нужны, предупреди, «клетка», и «шенгелов» с «липатами».

– Вас понял, «пещера».

– Все, отбой, «клетка», мы начинаем.

Первый снаряд юсупянцовской пушки взорвался с недолетом, второй вообще пропал, так как он не взорвался, мы не смогли понять, куда он ушел. Зато третий ударил прямо под колеса бронепаровоза, и в тот же момент, видимо, дрогнула рука машиниста, ну, я не знаю, чем объяснить то, что паровоз остановился. Юсупянц, воспользовавшись этим, засеял окрестности выстрелами из всех трех пушек. В этот момент Скворцов рванул мост, и вражеский бронепоезд оказался в мышеловке.