Читать книгу "Дорога китов - Роберт Лоу"

Все не имело значения. Теперь никто не попадет туда. Сокровище снова надежно похоронено под озером, как и было задумано теми, кто принес сюда Атли.

И я рассмеялся, подумав, как... если... другие придут сюда, подобно нам, и докопаются до трона Атли во время очередной засухи.

Они найдут на этом троне Эйнара, а не Атли, примут его за великого вождя, подивятся его богатствам и обстоятельствам смерти.

Если им позволят, потому что, мелькнуло вдруг в голове, призрак Хильд долго будет являться в этом зале, благодаря мечу, заклятому рунами.

Мне не хотелось больше возвращаться туда ― никогда.

Все смотрели, как я смеюсь. И я поежился, помедлил мгновение и встал.

― Ну, ― сказал Коротышка, поднимая помятое блюдо из серебра с ободком из маленьких плодов, пчел и птиц. ― Кажется, это единственное серебро из клада, которое нам досталось.

― Отныне и вовек, ― согласился Квасир.

В голосе его прозвучало чуть ли не облегчение.

Коротышка повертел блюдо в руках, а потом швырнул его в воду, как жертвоприношение духам Эйнара и остальных.

Никто не возражал.

― Проклятое серебро Сигурда, ― пробормотал Финн.

― Верно, ― согласился Коротышка.

Я надеялся, что это не так ― но никто не предложил мне бросить в воду меч, и я успокоился.

Уцелели три степных лошадки, немного припасов и дюжина людей. Остальные погибли, их тела покачивались и сталкивались в водовороте грязной воды.

В тот день не было дождя, поэтому мы развели костер, и я оглядел уцелевших. Они сгрудились вокруг огня и о чем-то толковали. Я не мог разобрать слов, но знал, что сделают они и что сделаю я сам, когда они договорятся и подойдут ко мне. Я думал об этом с тоской, но не тревожился, ― у меня была своя тайна.

Все произошло на другой день. Снова пошел дождь, я сидел и, терпеливо пережидая, думал, что, пожалуй, хуже уже не будет. Тут и подошел ко мне Квасир и присел на корточки рядом. Я как раз рассматривал руны на сверкающем переливчатом лезвии. «Ридилл или Хротти?» ― думал я.

― Он хорошо начищен, этот клинок, ― фыркнул Квасир, осторожно трогая свой красный глаз, из которого тек гной.

«Он ослеп, ― понял я, ― и потому держит голову набок».

У остальных тоже были кривые сабли, снятые с напавших на нас всадников, но никто не восхищался этим оружием ― так, нож для забоя свиней, слишком легкий и тонкий для тех, кто дерется обоюдоострым предназначенным для сечи клинком. Ни одна сабля не походила на мой кривой меч, хотя если кто это и заметил, то виду не подал и промолчал.

Я повернул лезвие в перламутровом свете дождливого дня и согласился, что оно хорошо начищено, понимая, что мой изогнутый меч так же отличается от других кривых сабель, как ночь от дня.

В конце концов Квасир откашлялся и произнес:

― Ну, так ты поведешь нас теперь, когда Эйнара не стало?

И это произошло, несмотря на то, что самый младший из них был старше меня на десять лет. Но я был Ормом Убийцей Белого Медведя, уцелевшим в могильнике Атли.

Как мне стало тошно! Мы стояли на свистящем ветру в голой степи, и я принес в жертву зайца на камне, как когда-то Иллуги, сто лет назад, на берегу рядом с Биркой ― и это была истинная жертва, потому что поймать зайца оказалось довольно трудно, не говоря уже о том, как хотелось его съесть.

Дым уносил в степь острый запах горящего меха, а мы посмотрели друг другу в глаза, кивнули и произнесли все вместе:

― Клянемся быть братьями друг другу, костью, кровью и мечами. На Гунгнире, копье Одина, мы клянемся, пусть Всеотец проклянет нас до последнего из Девяти миров и за его пределами, если мы нарушим обет, данный друг другу.

Тяжелая клятва. Теперь, чтобы снять ее с себя, мне пришлось бы стать последователем Христа в Константинополе либо найти какого-нибудь глупца, согласного занять мое место, ― а кто может заменить ярла, не убив его прежде?

Но я был молод и смел думать, что могу плюнуть в глаз Всеотцу.

Я стал ярлом. Первое испытание не заставило себя ждать. Изрядно потрепанные выпавшими испытаниями мы плелись по направлению к Дону, и тут из степи с дробным конным топотом и гиканьем на нас вылетели всадники. Это была горстка свирепого вида кипчаков, плосконосых и одетых в шкуры. Они прежде никогда не видели таких, как мы, в этом нам повезло. Степняки осторожно остановились в отдалении, за пределами досягаемости стрел, и оглядывали нас. Их луки были наготове, но никто не натягивал тетиву, и это вселяло в меня надежду.

― Они могут перестрелять нас, как овец в загоне, ― сказал Квасир.

Он весь подобрался и поднял щит.

― Пока не перестреляли, ― ответил я и вздернул покрытый пушком подбородок, глядя на всадника, который оторвался от своих и приближался к нам иноходью на тощей лошадке, подняв пустые руки.

― Они хотят разговаривать, ― сказал Финн Лошадиная Голова. ― Может, мы сумеем напугать их, и они дадут нам пройти без боя.

Я взглянул на него ― он говорил серьезно. Я посмотрел на остальных, на эту потрепанную шайку угрюмых людей, готовых драться и умереть, и сокрушенно покачал головой, сожалея об их бестолковости и о том, что утрачено ― уже безвозвратно.

― Думаю, есть иной путь, ― произнес я, стягивая с себя сапоги и выбрасывая кольцеденьги, броши, монеты, которые утянули бы меня на дно озера, когда бы не веревка Коротышки Эльдгрима. ― Моя тайна.

Они разинули рты. Я усмехнулся и сказал:

― Теперь мы торгуем.

ЭПИЛОГ

В пляшущем свете фонарей на рыбьем жире, чадящий дым которых уносил ветер, блестели только глаза. Мы собрались на корабле и сидели на палубе, укрываясь от брызг.

Я чувствовал взгляд горящих, как раскаленное клеймо, глаз, но старался не обращать на них внимания. Я сосредоточенно рассматривал греческого кормчего, тоже не сводя с него глаз, пока он в смятении не повернулся к своим людям, гаркнув какие-то сердитые и ненужные приказания.

Этот кормчий попался в ловушку жадности и страха и взял нас на борт из двух соображений. Во-первых, мы хорошо заплатили ему и сложили все наше оружие ― кроме моего меча, ― что его успокоило.

Во-вторых, он сознавал, кто мы такие, подозревал, что мы бежали из русского войска при Саркеле, и понимал, что, даже вооруженные одними столовыми ножами и роговыми ложками, мы можем попытаться захватить его судно.

Финн именно это и предложил мне на ухо, и горстка отчаянных, жалких оборванцев только и ждала моего знака. Я, впрочем, не собирался рисковать жизнью из-за маленького грязного судна, годного лишь для прибрежной торговли рыбой.