Читать книгу "На неведомых тропинках. Сквозь чащу - Аня Сокол"

И колокола зазвонили. Больно, хоть я этого и ожидала. Светящиеся росчерки хлестнули по чертовому колобку, что тянул ко мне крюки. Стежки не подвели, располосовав круглое тело на лоскутки. Боль ударила в голову, так как не ударяла никогда. Словно молотком. Нет, меня раньше никогда не били молотком по голове, но один раз я поскользнулась и так приложилась затылком о лед, что звезды расцвели перед глазам. Они расцвели и сейчас, оглушая и почти ослепляя.

Но прежде чем куски плоти упали на землю, в последнем движении, перед тем как отпустить стежки, хлестнула ими вверх. Чуть промахнулась, срезая волосы с головы Веника. Волосы и часть кожи, разрезанная повязка упала, обнажая пустую глазницу. Сияющая плеть исчезла, ладонь маховика осталась лежать на спине падальщика, а сама рука распалась, кажется, на три части. Голубые глаза потухли, голова свалилась назад, грудь рассыпалась, словно состояла из детского набора кубиков. Слишком быстро, чтобы осознать.

Боль затопила все вокруг, заставляя пожалеть об утраченном равнодушии, будь оно со мной, я бы не корчилась в судорогах, загребая куски битого стекла и камня скрюченными руками. Воздух стал темнеть, а они кричали и кричали...

- Не смей отключайся! Не смей! - донесся до меня яростный шепот, скулу обожгло болью, - Немедленно открой глаза!

Боль продолжала метаться внутри черепа.

- Если не откроешь, твою Алиску скорей всего убьют, а Седой снова отправится на охоту. Мне в целом плевать, но сдохнуть раньше времени... Бери стежку, подстилка, и вытаскивай нас отсюда, - закричал он мне прямо в ухо.

- Давно меня так не называли, - слова давались с трудом, веки казались тяжелыми, боль продолжала накатывать волнами. Я открыла глаза и увидела искривленное лицо Веника прямо перед собой, пустую глазницу и текущую по лицу кровь. Он пах землей и раздражением.

- Ностальгия? Могу еще и не то напомнить. И напомню, если не вытащишь нас в Заячий холм.

Острые камни и обломки впились в кожу, сердце оглушающе билось в груди, падальщик продолжал смотреть. Раздражение вдруг растаяло, сменившись прохладой спокойствия, будто мы сидели на крыльце его дома и пили яд с корицей. Ярость сменилась готовностью. Решение принято. Знать бы еще какое.

- Не могу, - проговорила я, облизывая губы, - Стежка по которой мы пришли слишком далеко... мы... не доберемся.

Вылетевший крюк впился в спину Веника. Падальщик дернулся, тягучий росчерк его боли был отголоском моей.

- Какая же ты, - прохрипел он, не пытаясь стряхнуть тварь, - глупая. Ольга, очнись, наконец! Демонам не нужны переходы, чтобы перемещаться, а Великим, что их создали и подавно!

- Но...

- Не веришь мне?

Колобок выпустил второй крюк, цепляя плоть падальщика, но тот словно не замечал.

- Правильно и делаешь. Только вспомни, откуда ты шагнула в Дивный? Разве с перехода?

Я смотрела в его окровавленное лицо, а он смотрел в мое. Понимание приходило очень медленно. И почти мгновенно. Запах снова изменился, теперь в нем было острое как перец торжество.

В Дивный мы пришли отнюдь не с перехода, мы пришлю сюда с края Парка-на-костях.

Самая главная неправильность этого места, вдруг сделала шаг перед, предлагая рассмотреть ее со всех сторон. То, что я видела, но так старательно не замечала.

- Здесь нет безвременья, - прошептала я, - Это неправильно.

- Конечно, - согласился гробокопатель.

Колобок захохотал, подтягиваясь на своих крючьях-лапах. Собратья - валуны ответили таким же смехом, по спине падальщика потекла кровь, слышались хрустящие размеренные шаги маховика.

- Дивный брошен, но non sit tempus до сих пор не съело дома и улицы. Почему?

- Не тому задаешь вопросы, - рявкнул Веник и напомнил, - переход! Бери стежку!

Еще один шар расправил суставчатые лапы.

Времени не осталось.

Нельзя ошибиться, нельзя коснуться ни одной из голубых натянутых нитей, сплошное нельзя. Здесь стежки брали свое начало, словно контрастные нити, словно направляющие всех путей. Здесь они несли боль, но если ухватить нить не Дивном, а дальше, там, где напряжение, или как оно на самом деле называется, слабело, то...

Некогда выбирать, некогда анализировать, лишь одна стежка лежала за пределами города, вернее их наверняка много, но я помнила лишь об одной. Та, по которой мы пришли.

Если Веник прав, то физические расстояния не имели больше для меня значения. А если не прав, то мы умрем. Все просто.

Я потянулась к нити перехода и едва не застонала от разочарования, далекая стежка все также напоминала переваренную макаронину, или пустой шланг.

Крючник вспрыгнул на спину к Венику. Чужая боль накатывала волнами, но мужчина продолжал смотреть на меня. Его раны, мои, все смешалось, а стежка все выскальзывала и выскальзывала из рук.

- Та стежка дохлая, как была дохлой, так и осталась. - Его руки смяли грязную ткань рубашки, пальцы коснулись кожи, ответ лежал на поверхности. Не только я перенесла нас сюда. Я и он. Я и то, что он со мной делал, - Ты это серьезно?

- Да. - он навалился на меня всем телом.

Это было самое абсурдное, что могло произойти с нами здесь. Спину падальщика вскрывают словно консервную банку, а он...

- Думаешь, я смогу... Мы сможем в лужи крови... Что мне может это понравиться?

- Да, - перебил он невнятный лепет.

Вылетела еще одна пара крючьев, зубастый рот на круглом теле твари раскрылся, словно кто-то дернул за молнию, заставляя края щели разойтись...

Его руки оказались неожиданно теплыми.

Хрустящие шаги замолкли, и я увидела светящиеся глаза склоняющегося над нами маховика, в них по-прежнему горела обида. Она смешивалась с хищным предвкушением Веника, с теплом. С тяжестью чужого тела. С болью.

- У тебя из уха идет кровь, - ласково проговорил падальщик, таким тоном, словно делал комплимент, и, нагнувшись, слизнул ее с шеи.

Он пах землей, кровью и смертью. Он был грязен. Он был отвратителен. Он был теплым. Отвратительно притягательным. Мужские ладони сжались на талии...

Маховик начал поднимать руку.

- Забудь, - прошептал он, - Просто забудь.

И в тот момент, когда его губы коснулись моих...

Хохотали колобки, разрывая плоть.

А я вбирала тепло. Сейчас не было ни притворства, ни равнодушия. Его колючее возбуждение впитывалось в тело. Огонь пробежался по венам, и стежки вспыхнули. Все без исключения. Они наливались силой, почти искря от едва сдерживаемого напряжения.

Я попыталась отстраниться и глотнуть немного воздуха, губы приоткрылись, и в рот скользнул язык.

Медный вкус крови. Сегодня ее было пролито очень много. Чужое медленное движение, словно тебя пробуют на вкус. Надо было ужаснуться, надо было оттолкнуть его, но вместо этого я издала стон.