Читать книгу "Пресловутая эпоха в лицах и масках, событиях и казусах - Борис Панкин"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Спящий? Нет, грезящий наяву. Повестями, рассказами, романами, стихами даже, о чем мало кто догадывался при его жизни.
О Горбачеве трудно писать не потому, что он, предположительно, велик, а потому что его много. За последние пятнадцать лет чего ни коснись, все имеет отношение к нему. И он – ко всему. Выход один – в рассказе о нем еще более скрупулезно следовать взятому на себя обязательству – о ком бы речь ни зашла, касаться только личных впечатлений, рожденных непосредственными… (ох, не люблю это словосочетание, но, кажется, здесь его ничем не заменишь) пересечениями с персонажем.
И второе: идти не столбовой дорогой, а проселками. То есть, игнорируя программы, речи, широковещательные заявления и демонстративные жесты, касаться преимущественно маргинальных (еще одно ненавистное словечко) подробностей его деятельности и облика.
Как выяснилось много позже, мы почти в одно и то же время учились в Московском университете. Он – на юридическом, который располагался по улице Герцена, по соседству с Московской консерваторией, а я – на филфаке, Моховая, 9. Самое старое из всех зданий «старого МГУ», овеянное всеми и всяческими былями и небылицами.
Мы ровесники, но я пришел в университет сразу после десятилетки, а он поработал вначале пару лет трактористом у себя на Ставрополье. Так что, столкнись мы с ним в университетских коридорах, я бы, скорее всего, третировал его как салагу. Такое было поветрие в МГУ.
Впервые фамилию Горбачев я услышал летом того же года, когда мы с Геннадием Ивановичем Вороновым летали на Кубань. С той же целью – изучения и продвижения опыта безнарядных звеньев – я с командой в четыре человека приехал на Ставропольщину. После нескольких дней плодотворных скитаний по степным районам мы появились в Ставрополе, и я заявил тогдашнему молодежному лидеру края о своем желании встретиться с новым секретарем крайкома партии Ефремовым. При Хрущеве он был секретарем ЦК и даже кандидатом в члены Президиума. Воронов говорил о нем как о «толковом мужике», который вполне может стать нашим союзником.
Увы, в тот день он был в отъезде, а имя его заместителя, то есть второго секретаря крайкома Горбачева, мне ничего не говорило. И я счел за благо провести последний вечер в кругу коллег-журналистов.
Свой первый после назначения председателем ВААП отпуск я провел на Черноморском побережье Кавказа, и в столовой корпуса люкс и без того привилегированного санатория с диким названием «Объединенные Сочи» сидел за одним столиком с женой Михаила Сергеевича Горбачева, теперь уже первого секретаря крайкома, и его дочкой Ириной, которой тогда было лет двенадцать – четырнадцать.
Мы мило беседовали о том о сем, а больше ни о чем за обедами и ужинами, и Раиса Максимовна все удивлялась, почему меня не видно на пляже. А ларчик просто открывался. Они с дочерью дисциплинированно купались и загорали на пляже, который был «положен» обитателям люкса.
Я же пробавлялся пониже рангом, и не в знак протеста против привилегий – взялся за гуж, не говори, что не дюж, – а просто потому, что там было много моих московских знакомых.
Позднее я много слышал о Михаиле Сергеевиче от моего первого заместителя, выходца из Ставрополья Марка Михайлова, который до перехода в ВААП работал помощником у первого вице-премьера Мазурова и в этом качестве протежировал как мог своему земляку. От помощников тогда многое зависело.
Когда Михайлов перешел в ВААП, Горбачев забегал к нему «поговорить без помех по вертушке». А мы с ним и тогда не встретились, несмотря на все старания добрейшего Марка Владимировича, который прочил Горбачеву будущее ни меньше ни больше как заведующего отделом пропаганды ЦК КПСС. Так что «живьем» я Михаила Сергеевича увидел в первый раз, когда он, уже секретарь ЦК КПСС по сельскому хозяйству, пришел тоже в первый раз выступить перед редакторами центральных изданий. Не помню, чтобы я заметил пресловутое пятно на лбу. Но вот то, что его манера говорить, точнее, беседовать с аудиторией отличалась от того, что мы обычно слышали и видели в этом «круглом зале» отдела пропаганды, сразу же обратило на себя внимание. Все его старшие, и по возрасту и по стажу начальствования, коллеги выступали по принципу, который когда-то очень живо описал Алексей Сурков. «Есть два типа ораторов, – говорил он, – один напоминает лошадь: та как сунет морду в торбу с овсом, так и не высовывается, пока все не сжует. Другой – похож на петуха или курицу: клюнет, поднимет голову, посмотрит вокруг, снова клюнет и снова поднимет голову» – Горбачев вроде бы тоже в текст заглядывал, но говорил своими словами. И оборотами, непривычными для уха тех, кто регулярно заседал в этом зале.
У других ораторов его ранга через каждые два слова – «ЦК КПСС постановил», «ЦК КПСС установил», «Леонид Ильич учит»…
А у этого все «мы» да «мы», и не сразу стало понятно, кто такие эти «мы». Оказалось, он сам и его помощники, которые вместе с ним «готовили» только что закончившийся пленум ЦК, посвященный вопросам сельского хозяйства…
Другими словами, в устах его коллег высший орган партии – это некий ареопаг, собрание непогрешимых небожителей, не ведающих ни сомнений, ни колебаний.
У Горбачева, который только-только дебютировал в роли руководящего лица всесоюзного масштаба, получалось, что это собрание обычных людей, как вы да я, которые могут спорить друг с другом, ошибаться, мучиться в поисках правильного пути…
«Ох, обкатают сивку крутые горки», – многоопытно думал я, делая пометки по ходу выступления.
Обычно, по возвращении на службу, я забрасывал блокнот с такими записями, которые вел, чтобы не клевать носом, в какой-нибудь долгий ящик и забывал о нем. В тот раз, сам не знаю почему, расшифровал и продиктовал свои иероглифы стенографистке. Да и дома упомянул, что слушал сегодня не вполне обычного оратора.
Мой собственный комментарий к этим записям более чем двадцатилетней давности выглядит дословно так: «Сегодняшний оратор при всем выстраданном моем скепсисе порадовал увлеченностью, откровенностью и вольным или невольным нарушением правил игры, вроде отступлений от бумажки, порывом доспорить и доругаться с кем-то, кого на данном этапе еще не удалось убедить…»
Как мало было надо, быть может, скажет сегодняшний читатель. Да, мало, но эта малость в ту пору весила больше, чем пуды нынешней раскованной трепотни с трибун, а также в видео-, аудио– и интернетовских средствах информации.
Повторяю, обратила на себя внимание не столько суть того, что он говорил, а именно манера.
Действительно, что суть? Тут не было и не могло быть не только революций, но и закидонов. Просто о том, что неоспоримые преимущества социалистического способа ведения сельского хозяйства были бы куда очевиднее, если бы мы мудрее и смелее… А то что же получается? Частник со своих десяти – пятнадцати соток снимает неизмеримо больше, чем…
Мы экономим на строительстве животноводческих помещений, оплате труда подсобных рабочих, на минеральных удобрениях – и в результате теряем в десять раз больше… Ну и так далее и тому подобное, что приходилось слышать много раз и раньше. Только раньше аудитории сообщали обо всем этом как о проблемах существовавших, но теперь, слава богу, решенных или по меньшей мере предрешенных благодаря мерам, только что выработанным мудрым ЦК КПСС во главе с…
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Пресловутая эпоха в лицах и масках, событиях и казусах - Борис Панкин», после закрытия браузера.