Читать книгу "Список Шиндлера - Томас Кенилли"

Однако Гофманы не знали, что протесты такого рода ни к чему не могли привести: они в Берлине поступали прямо в кабинет единомышленника Шиндлера – Эриха Ланге. Обращения в Троппау блокировались честным Зюссмутом.

И все же на стене родного дома Оскара в один непрекрасный день появилась надпись: «Долой еврейских преступников!»

Оскар платил безостановочно. Он платил эвакуационной комиссии в Кракове, чтобы ускорить получение разрешения на перевозку техники. Он «подогревал» экономический отдел в Кракове, чтобы обеспечить незамедлительный перевод банковских счетов. В эти дни деньги потеряли свое значение, так что он платил натурой – килограмм чая, пара кожаной обуви, ковры, кофе, консервы. Он проводил дни на узеньких улочках вокруг рыночной площади Кракова в поисках того, что может устроить чиновников. Он не сомневался, что в противном случае они его промаринуют до тех пор, пока всех его евреев не погонят в Аушвиц.

Зюссмут сообщил ему, что люди из Цвиттау написали в Инспекцию по делам вооруженных сил, обвиняя его в операциях на черном рынке. И если они написали мне, сказал Зюссмут, то можете быть уверены, что точно такое же письмо легло на стол к шефу полиции в Моравии оберштурмфюреру Отто Рашу. Вы должны представиться ему, дабы он увидел, какой вы очаровательный человек.

Оскар Шиндлер знал Раша еще с тех времен, когда тот служил шефом полиции в Катовицах. По счастливой случайности, Раш был главой компании «Феррум АГ» в Сосновце, у которого Оскар закупал металл. Но, рванувшись в Брно, чтобы пресечь нежелательные слухи, Шиндлер решил не полагаться на столь сомнительную твердыню, как дружеские отношения. Он взял с собой ограненный бриллиант, который ему удалось ловко преподнести Рашу во время встречи.

Когда драгоценный камень лег на стол перед Рашем и тот его принял, Шиндлер мог считать, что его позиции в Брно обеспечены. Позже Оскар Шиндлер подсчитал, что потратил сто тысяч рейхсмарок – примерно сорок тысяч долларов, – чтобы ускорить переезд фабрики и лагеря «Эмалия» в Бринлитц.

Кое-кто из тех, кто выжил, благодаря его усилиям, считал эту цифру неправдоподобной, однако были и такие, кто, качая головой, говорил: «Нет, гораздо больше! Он выложил куда больше».

Оскар Шиндлер составил список, который назвал предварительным, и отправил его в административный корпус. В нем значилось более тысячи фамилий, в число которых входили все заключенные из лагеря «Эмалия», а также немало новых имен. В список была внесена и Хелен Хирш – и в отсутствие Амона Гета никто не мог оспорить его действий.

Список мог значительно расшириться, если бы Мадритч согласился вместе с ним перебраться в Моравию. Поэтому Оскар продолжал уговаривать Титча, своего убежденного союзника, к мнению которого Мадритч прислушивался. Те заключенные Мадритча, которые поддерживали с Титчем близкие отношения, знали, что список продолжает дополняться, и могли надеяться, что им удастся попасть в него – Титч недвусмысленно давал им это понять. В царстве бумаг, проходящих через Плачув, двенадцать листиков с фамилиями, составляемые Оскаром, были единственными, за которыми открывалось будущее.

Но Мадритч все никак не мог решить, хочет ли вступать в союз с Оскаром, что позволило бы расширить список до трех тысяч фамилий.

Тут имеет место еще одна неясность, связанная с легендами относительно списка Шиндлера. Неясность эта не имеет отношения к существованию списка как такового – экземпляр его и сегодня можно увидеть в архивах Яд ва-Шема. Мы можем убедиться, что до последней минуты Шиндлер и Титч приписывали все новые и новые фамилии к официальному списку. Все фамилии – подлинные. Но обстоятельства, при которых составлялся список, рождали легенды. Проблема заключалась в том, что список составлялся с лихорадочной торопливостью и в нем, при всем старании авторов никого не упустить из тех, кого бы им хотелось спасти, были пробелы.

Список был абсолютно добросовестным.

Фамилия в списке означала жизнь.

Но за пределами его плотно исписанных страниц лежала пропасть.

Некоторые из тех, чьи имена попали в список, рассказывали, что на вилле коменданта лагеря Гета состоялась вечеринка, где собрались эсэсовцы и местные предприниматели. Кое-кто даже считал, что там присутствовал и сам Амон Гет, но, поскольку в то время он сидел в тюрьме СС, спишем это на исторически-временную аберрацию памяти бывших узников. Другие же заверяли, что прием состоялся в апартаментах герра директора Шиндлера, размещавшихся на верхнем этаже его фабрики. В течение более чем двух лет Шиндлер то и дело устраивал там великолепные обеды для многочисленных гостей. И не только для них. Один из заключенных «Эмалии» вспоминал, что в первые же часы нового 1944 года, когда он дежурил в цехе, герр директор осторожно, стараясь не скрипнуть ступеньками, спустился к нему и принес с собой два пирожных, двести сигарет и бутылку вина, которую они и распили на пару со сторожем.

Где бы ни состоялся этот прием, ознаменовавший окончание существования Плачува, на нем присутствовали доктор Бланке, Франц Бош и, по некоторым данным, оберфюрер Юлиан Шернер, который приехал в то время на побывку – отдохнуть от охоты на партизан. Разумеется, гостями Шиндлера были и Мадритч с Титчем. Именно на этом обеде, по свидетельству Титча, Мадритч в первый раз сообщил Шиндлеру, что не может перебраться в Моравию вместе с ним. «Я сделал для евреев все, что мог», – сказал ему Мадритч. Он принял окончательное решение, и Титчу не удалось его переубедить.

Но Мадритч был порядочным человеком, за что ему позже было воздано должное. Просто он не верил, что переезд в Моравию удастся. Есть основания считать, что, будь у него более веские основания верить в успех безумной, с его точки зрения, аферы Шиндлера, он бы принял другое решение.

О вечеринке известно еще и то, что проходила она в спешке, потому что список Шиндлера следовало представить в этот же вечер. Но во всех версиях этой истории есть некий общий элемент, который подчеркивают все те, кто выжил и рассказал нам о тех временах и событиях. Все эти люди слышали эту историю непосредственно от Оскара Шиндлера, которому было свойственно стремление к некоторому приукрашиванию действительности.

А вот Титч в начале 60-х годов поведал, как все происходило на самом деле.

Скорее всего, новый временный комендант Плачува, гауптштурмфюрер Бюхнер, сказал Шиндлеру: «Кончайте валять дурака, Оскар. Пора прекращать всю эту бумажную волокиту с транспортировкой и браться за дело».

Но вполне правомерно будет предположить, что существовал и другой срок, определивший начало действий: его могла выставить железная дорога, у которой был дефицит подвижного состава.

Несмотря ни на что, перепечатывая окончательный вариант списка Шиндлера, Титч вписал в него имена и заключенных Мадритча. Так было добавлено почти семьдесят фамилий, которые смогли припомнить Титч и Шиндлер. Среди них оказалась и семья Фейгенбаумов, включая их взрослую дочь, пораженную неизлечимой саркомой кости, и подростка Лютека, который якобы был слесарем-наладчиком швейных машин. Под пером Титча они превратились в опытных специалистов по производству боеприпасов.