Читать книгу "Британская империя - Наталья Беспалова"

Получив это известие поздно вечером, Лоуренс поначалу убедил арабских военачальников отложить въезд в город на следующее утро. Однако ночью он был неожиданно разбужен сильными взрывами и увидел краснеющий отблеск на небе над Дамаском. Присутствовавший при этом британский офицер рассказывал, что, приподнявшись на локтях, Лоуренс воскликнул: «О Боже! Они подожгли город». Взяв себя в руки, он добавил более спокойно: «Во всяком случае, я отправил вперед арабов руаля, и мы вскоре будем иметь 4000 человек в самом городе и вокруг него».

Как потом выяснилось, взрывы доносились со стороны склада боеприпасов. Немецкие инженеры уничтожали их, оставляя Дамаск, который пострадал не слишком сильно. Арабская армия вошла в древнюю столицу на следующий день. «Когда рассвело, мы направились к вершине горного отрога, нависшего над оазисом города, с ужасом ожидая увидеть руины, но вместо развалин в дымке зеленели молчаливые сады со струившейся между деревьями рекой, обрамлявшие по-прежнему прекрасный город, похожий на жемчужину под утренним солнцем. Ночной грохот взрывов сжался до высокого столба густого дыма, поднимавшегося над грузовым двором Кадема, терминала Хиджазской линии железной дороги».

Короткий период, когда арабские вожди дожидались в Дамаске подхода британской армии, был отнюдь не безоблачным. Может быть, для Лоуренса он был самым тяжелым за всю войну. «Улица была забита горожанами, выстроившимися плотными рядами на тротуарах и на самой дороге, – описывал он свой въезд в Дамаск. – Люди стояли у домов, на балконах и даже на крышах. Многие плакали, некоторые одобрительно улыбались, кое-кто посмелее выкрикивал наши имена, но большинство просто смотрели и смотрели, и в глазах у них светилась радость. Все это было похоже на долгий вздох облегчения, сопровождавший нас от ворот города до его центра.

В здании городской ратуши все выглядело по-другому. По лестницам сновала масса людей. Все что-то выкрикивали, обнимали друг друга, плясали, пели. Они с трудом очистили для нас проход в вестибюль, где сидели сияющие Насир и Нури Шаалан. По обе стороны от них стояли мой старый враг Абдель Кадер и его брат Мухаммед Саид. От изумления я лишился дара речи. Мухаммед Саид буквально прыгнул вперед и прокричал, что они, внуки эмира Абдель Кадера, вместе с Шукри эль-Айюби из дома Саладинов, сформировали правительство и вчера провозгласили Хуссейна «королем арабов» на глазах у униженных турок и немцев. Пока он с пафосом излагал свое заявление, я повернулся к Шукри, который был не политиком, а просто популярным в народе человеком, почти жертвой в его глазах, сильно пострадавшим от Джемаля. Шукри рассказал мне, что эти алжирцы, одни во всем Дамаске, были заодно с турками, пока те не поняли, что нужно уходить. Потом они со своими земляками-алжирцами ворвались в фейсаловский комитет, где скрывался Шукри, и силой взяли все под свой контроль.

Они были фанатиками, вдохновленными теологическими, а не логическими идеями. Я повернулся к Насиру, намереваясь с его помощью пресечь эту наглость в самом начале, но тут произошло неожиданное. Вокруг нас возникла сопровождавшаяся пронзительными криками давка, как если бы сработал какой-нибудь гидравлический домкрат, между разломанными стульями и столами забегали во все стороны люди, и наконец к потолку вознесся ужасающий победный звук знакомого раскатистого голоса, заставивший всех умолкнуть.

На свободном от людей пятачке дрались Ауда абу Тайи и вождь друзов Султан эль-Атраш. Рвались вперед их сторонники, устремился туда и я, чтобы их разнять, столкнувшись с Мухаммедом эль-Дейланом, задавшимся той же целью. Мы вместе с ним растащили дравшихся и заставили Ауду на шаг отойти, тогда как Хуссейн эль-Атраш затолкал более легкого Султана в толпу, а потом и вовсе увел в боковую комнату. Ауда был слишком ослеплен яростью, чтобы отдавать себе отчет в своих действиях. Мы увели его в большой зал здания – огромное, помпезное помещение с золотой отделкой, где царила могильная тишина, поскольку из всех дверей была открыта только та, через которую вошли мы. Мы втолкнули его в кресло и крепко держали, а у него шла изо рта пена, он кричал, пока его голос не сменился невнятным хрипом. Его тело извивалось и судорожно подергивалось, руки дико искали оружие, лицо налилось кровью, длинные волосы падали с непокрытой головы на глаза.

Султан первым ударил старика, его сознание требовало отмщения. В зал вошли Зааль с Хубси, и еще пятеро или шестеро из нас объединили свои усилия, чтобы совладать со стариком, но прошло добрых полчаса, прежде чем он достаточно успокоился, чтобы понять, что ему говорили, еще полчаса ушло, прежде чем он пообещал отложить удовлетворение оскорбленного самолюбия на три дня, и все это время мы с Мухаммедом не отпускали его. Я вышел и потребовал, чтобы Султана эль-Атраша тайно вывезли из города, и притом как можно скорее, а затем разыскал Насира и Абдель Кадера, чтобы установить порядок в правительстве».

В Дамаске Лоуренс позиционировал себя не как британский офицер, но как полномочный представитель принца Фейсала. По его настоянию и указанию были созданы основы правительственного аппарата. Прежде всего встал вопрос об организации полиции. Были назначены офицеры, распределены районы и определены временные условия службы. Австралийский отряд, запиравший один из выходов из Дамаска для турок, когда в него входили арабы, выставил охранение к нескольким общественным зданиям и таким образом помог поддержать порядок в городе до прибытия арабских регулярных частей. Эти части вследствие своей относительной медлительности играли весьма незначительную роль в разгроме турецкой армии, но для политического укрепления позиции они были неоценимы. Было налажено денежное обращение путем выпуска бумажных денег и установлены новые цены.

В знаменитом художественном фильме «Лоуренс Аравийский» (1962 г.) показано, что в то время, как арабские вожди выясняют отношения в ратуше, в городе гаснет электрический свет, приходит в негодность насосная станция, больницы и госпитали остаются без воды. Эта картина не соответствует действительности. Когда арабы заняли город, электростанция и водопровод уже не функционировали. Однако, несмотря на в самом деле имевшие место раздоры, новая власть сразу же нашла инженера, которого назначили управлять электростанцией, и в тот же вечер электрическое освещение улиц было налажено, работала даже трамвайная линия. Санитарное состояние только что покинутого турецкой армией города оказалось ужасающим, и немедленно были сформированы бригады уборщиков для первоочередной очистки дорог и пустырей. Принимались все меры, чтобы привести в порядок больницы, в момент занятия города напоминавшие преисподнюю, другое дело что лекарств и врачей в эти первые дни в нужном количестве взять было неоткуда. Выведенный в том же фильме английский майор медицинской службы, пришедший в ужас от состояния госпиталя, принявший Лоуренса за представителя персонала, и в порыве негодования его ударивший – реальное лицо. Однако он не видел этого здания тремя днями раньше. «Этот майор, – пояснял Лоуренс, – не побывал накануне в доме-кладбище, не понюхал, чем там пахло, не видел, как мы, давясь от отвращения, закапывали разложившиеся тела, воспоминание о которых заставило меня всего несколько часов назад вскочить ночью с кровати, обливаясь потом и дрожа всем телом».

Еще одна неотложная задача – снабжение города продовольствием. Ее невозможно было выполнить без действующей железной дороги. Пришлось разыскивать и немедленно включать в работу стрелочников, машинистов, кочегаров, продавцов. «Повстанцы, в особенности добивавшиеся успеха, по определению всегда были плохими подданными и еще худшими правителями», – замечал Лоуренс, но за день он добился немалых успехов, особенно заметных для тех, кто видел город накануне.