Читать книгу "Мои Великие старики - Феликс Медведев"

Когда летом 1988 года мы вместе оказались в Ленинграде, Евгений Рейн показал себя истинным патриотом родного города: повез меня и моего сына-школьника на могилу Анны Ахматовой в Комарово, показал здание, где проходило судилище над его другом Иосифом Бродским, познакомил с дочерью знаменитого фотографа-портретиста Наппельбаума поэтессой Лилей Моисеевной Наппельбаум, и, быть может, самое главное – привел в гости на чай к недавно вернувшейся на родину из Парижа Ирине Одоевцевой.

Интервью у известного поэта, лауреата многих литературных премий я никогда не брал. Руки-ноги не доходили. Но для этой книги я предложил Евгению Борисовичу провести со мной несколько часов. Эти «часы» растянулись на месяц. Беседовали мы, как правило, в ресторане Центрального дома литераторов. Народу немного, столик на двоих. Пятьдесят граммов водки – мне, сто – Рейну. Беседовали легко, непринужденно, вопросы и ответы приходили сами собой. И все фиксировал мой диктофон.

С поэтом Евгением Рейном

– Тиражи поэтических книг от полумиллиона еще в 80-х упали сегодня до нескольких сот экземпляров. Как ты считаешь, нужна ли сегодня поэзия?

– Поэзия нужна всегда. В поэзии отражается история и смысл жизни народа.

– Это касается не только России?

– Это касается всего человечества.

– Поэзия сохраняет слово – основу понимания человека человеком.

– Да, это так. Язык – это то, что отличает одну нацию от другой.

– Когда-нибудь ты говорил на эту тему с Анной Ахматовой?

– Да, конечно, говорил.

Ахматова часто говорила о том, что стихи приходят и уходят. Но без стихов жить невозможно. К примеру, эпоха 1910– 1920-х годов подарила России почти два десятка великих поэтов. Такой эпохи больше не было никогда. Ты хочешь, чтобы я их перечислил? Пожалуйста. Белый, Блок, Вячеслав Иванов, Ахматова, Мандельштам, Цветаева, Георгий Иванов, Гумилев, Ходасевич, Маяковский, Бунин, Пастернак… Я говорю о первом ряде, а во втором тоже были замечательные поэты – Вера Инбер, Багрицкий, Асеев, Заболоцкий… А среди молодых того периода я считаю выдающимся поэтом Бориса Поплавского.

– Тебе сейчас, если не ошибаюсь, 77 лет?

– 29 декабря мне будет 76.

– У тебя прекрасная память – ты мгновенно сориентировался, назвал целый ряд имен.

– Ну да, чувствую я себя неплохо, однако годы есть годы.

– Как я понимаю, вся твоя жизнь после встречи с Ахматовой и, конечно, с первых стихов, связана со словом, с творчеством?

– Только. Я давно сам уже преподаю в Литературном институте, я – профессор.

– Среди твоих воспитанников есть подающие надежды?

– Если честно, к сожалению, могу назвать только единицы. Очень одаренным, к примеру, считаю Григория Петухова. Увы, многие молодые литераторы начинают пить. Талантливую поэтессу Светлану Кхаражевскую исключили из института за пьянство. Где она теперь, не знаю. Очень способным был студент Гудзев. Появился Лев Казовский. В общем, по пальцам одной руки можно перечислить тех, от которых в литературе можно чего-то ждать.

– Но при этом ты находишь удовлетворение в своей работе?

– Да, я люблю свою работу.

– Сколько получает профессор Литинститута?

– Очень маленькие деньги – 12 тысяч.

– Сменим тему. Ты по-прежнему живешь и в Москве, и в Ленинграде?

– Да, у меня даже есть такие строчки: «Двух столиц неприкаянный житель».

– Тогда ответь: как сегодня ты воспринимаешь Москву и Петербург? Какой город тебе больше импонирует? В Москве работаешь, живешь. Ленинград – твой родной город.

– Хороший вопрос. Отвечаю. Я был и остаюсь петербуржцем. Но Петербург сегодня – это глубокая провинция. Бедная, нищая, с очень высокой конкурентностью, с бесконечными интригами, с бесконечным недоброжелательством, с очень небольшими деньгами, которые приходится делить. И это, на мой взгляд, очень дурно сказывается на жизни в бывшей столице. Москва в этом смысле гораздо лучше, толковее.

– Но тебя тянет в родные края?

– Да. Я считаю Петербург лучшим городом на Земле, я его хорошо знаю, я коллекционирую книги по Петербургу, я туда постоянно езжу. Но жить предпочитаю в Москве.

– Когда я подарил тебе свою книгу об Андрее Вознесенском, ты спросил меня, и вправду ли я считаю Андрея великим поэтом. Ты сомневаешься?

– Я его оцениваю как замечательного, талантливого поэта, он голос времени, наследник футуристической линии русской поэзии, то есть Хлебникова, Маяковского, Кирсанова, Асеева. Я отношусь к его поэзии с любовью. Но великий поэт – это слишком ответственно.

– Ну, хорошо, сейчас у нас нет великих поэтов?

– Сейчас нет. Кроме меня. Шучу.

– А как ты воспринял выдвижение Евгения Евтушенко на Нобелевскую премию?

– Любая премия – это случайность. Он занимает 52-е место в рейтинге. Это слишком далеко до победы.

– К тебе с давних лет многие литераторы, коллеги, относились очень доброжелательно, серьезно оценивая твое творчество. Но почему твоя первая книга вышла, когда тебе было чуть ли не 50?

– Я ждал выхода сборника «Имена мостов» 17 лет. А вышла она, когда мне было 49.

– Как же ты, наверное, переживал, что книга не выходит?

– Знаешь, я обладаю счастливым характером. Публиковаться я начал очень рано, еще в школе. Первые стихи были напечатаны в газете «Ленинградская здравница», когда я учился в 10 классе. Потом печатался в «Молодом Ленинграде» и других изданиях, но не часто. Первая книга собралась в конце 50-х годов, и я отнес ее в ленинградское отделение «Советского писателя». Мне вроде бы улыбнулась удача. Замечательный поэт, близкий друг Пастернака Сергей Спасский, редактор издательства, прочел мою книгу и одобрил ее. Это было весной, он уехал плавать по Волге, и вдруг в Ярославле его нашли мертвым в каюте.

Дальше пошла невезуха. На книгу были написаны хорошие рецензии поэтами Вадимом Шефнером и Семеном Ботвинником. Но новый главный редактор Анатолий Чепуров меня обманул. Он сказал: «Мы относимся к вашей книге положительно, но отдаем ее вам на доработку на полгода».

Когда же через полгода я принес книгу, он ее не принял, сказав, что это издательство для членов союза. Мне надо было кормить семью, поэтому я стал писать сценарии, заниматься переводами, журналистикой, сочинять детские стихи… Потом у меня случилась личная трагедия – от меня ушла жена. И я уехал в Москву. Через пять лет сдал книгу в московское отделение издательства «Советский писатель». Она получила 11 рецензий, хотя нужно было две. Одиннадцать!