Читать книгу "Дамы плаща и кинжала - Елена Арсеньева"

Однако чужая зависть обладает разрушительными последствиями для тех, на кого направлена. Успехам своей тайной дипломатии Дороти Ливен не успела порадоваться, потому что именно в 1827 году внезапно умер ее возлюбленный, Джордж Каннинг.

Она никогда не делала особенного секрета из своих сердечных дел, однако эту связь оба старались хранить в тайне — прежде всего ради детей Каннинга, которых тот страстно любил. И теперь ради обережения его посмертной чести графиня Ливен вынуждена была сохранять хорошую мину при плохой игре — делать вид, будто лишилась всего лишь доброго друга. Сердце ее, однако, было разбито, и не единожды являлась ей заманчивая мысль последовать за своим возлюбленным… Удерживали ее только заботы о собственных подрастающих детях и, как ни тривиально это звучит, патриотический долг.

Случилось вот что. После Каннинга во главе кабинета министров встал уже упоминавшийся Артур Уэсли Веллингтон. Это был блистательный полководец — к примеру, именно он всего-навсего разгромил армию Наполеона при Ватерлоо! — однако все дипломатические вопросы Веллингтон норовил разрешать с позиции силы. Коварный (вот уж правда, что бес!) Клеменс Лотер Меттерних, обиженный пренебрежением Николая I к своей персоне, знал, к кому обращаться с провокационной идеей: воспользоваться истощением русской армии (в это время на русско-турецком фронте дела складывались не в пользу нашей армии), чтобы напасть на нее соединенными австро-англо-французскими силами.

«Железный герцог» уже начал было ковать оружие, пока горячо, однако вскоре распростился с этими намерениями. Принято считать, что его пристыдил французский король Карл Х, который отказался поддержать предложение Меттерниха и выразился в том смысле, что его честь не допустит, чтобы он поддержал идею подобного проекта в тот момент, когда русская армия терпит временные бедствия. Однако Веллингтон еще не отвык смотреть на французов как на бывших врагов, поэтому он спокойно плюнул бы на честь французского короля и на свою собственную. Но в это время в железном сердце Артура Уэсли начали происходить какие-то странные процессы. Что-то там как бы закипало, что-то вроде бы шевелилось, волновалось что-то… Не сразу сей хладнокровный, хотя и прославленный победами над женщинами (а не только над мужчинами в военной форме!), человек сообразил, что любовь, любовь родилась в этом жизнетворящем органе! Причем полюбить его угораздило… ну угадайте, ну кого?!

Графиню фон Ливен.

Дороти умела не только сама влюбляться от всего сердца, но и расчетливо, сугубо трезво завоевывать нужных ей мужчин. Кого-то из своих многочисленных любовников она брала наглостью, кого-то — робостью, кого-то — откровенным распутством, кого-то — преувеличенной невинностью, кого-то ослепляла блеском ума. Сердечную броню «железного герцога» она пробила чудовищной, просто-таки неприлично-откровенной лестью… она буквально заливала его сладкоречивым елеем! Веллингтон привык к дифирамбам, которые некогда расточались ему как великому полководцу, хотя он был скорее удачлив, чем по-настоящему талантлив на поле брани. Теперь же, сделавшись премьер-министром, он стал мишенью критики со стороны оппозиции, которая привыкла ко вседозволенности во время правления снисходительного Каннинга. И тут вдруг дама, про которую говорят, что Каннинг был ею не в шутку пленен (да и ого-го, что вообще про нее говорят!), дама, которую друг и наставник Веллингтона, сэр Чарльз Грей, боготворит, — эта дама не сводит с Артура Уэсли глаз, из уст ее струится мед, а ее грудь — не какая-нибудь сухопарая английская, а полновесная, роскошная, по-русски щедрая — волнуется так, словно в любую минуту готова выскочить из лифа прямо в ладони «железного герцога»…

Надо же, женщина с грудью маркитантки, с глазами куртизанки, а умна, ну прямо как целый кабинет министров! Какие веские и разумные доводы приводит, чтобы убедить Веллингтона не идти на поводу у Меттерниха! Русская армия окрепла, победила турок на Балканах, взяла Варну, в Малой Азии у нее тоже сплошь виктории, которые привели к Адрианопольскому миру и признанию независимости Греции… Действительно, надо быть полным идиотом, чтобы в такой ситуации ввязываться в войну с Россией!

Англия ни во что ввязываться не стала.

Вот это была плюха для Меттерниха! Удар не только по политической системе великого австрийца, но и по его колоссальному самолюбию. И его чуть не хватил самый настоящий удар, когда он узнал, кому именно он обязан всем этим безобразием. Доротея, прелестная Доротея… ах ты ж такая и разэтакая! И Клеменс Лотер поклялся отомстить бывшей любовнице за измену и противодействие…

Забегая вперед, можно сказать, что ему удастся сделать это, но еще не скоро, не скоро.

А пока Дарье Христофоровне коварно, как женщина женщине, отомстила судьба.

* * *

Нет, сначала-то обстоятельства складывались более чем благоприятно. Веллингтон, кратковременный амур с которым постепенно превратился в беспрерывное выяснение отношений и почти откровенные скандалы (все-таки он спохватился, что позволять командовать собой женщине ему непозволительно!), вышел в отставку, и премьер-министром Англии при новом короле Вильгельме IV сделался Чарльз Грей. Играть в l’espionne при таком премьере было просто делать нечего: все секретные реляции кабинета княгине Ливен, можно сказать, с нарочным передавали!

Да-да, вот уже несколько лет как графиня Дороти стала княгиней — благодаря незабвенной свекрови Шарлотте Карловне, которая была удостоена княжеского титула с нисходящей линией, то есть князьями сделались и ее дети, а значит, и сын Христофор Андреевич с женой! На этой почве новоявленная княгиня даже стала гораздо мягче относиться к супругу и на радостях родила ему еще двух сыновей.

Однако сия идиллическая ситуация в ее семье и в политике длилась недолго. Ровно до 1830 года, когда в Польше вспыхнуло восстание, а Англия принялась выражать открытое сочувствие мятежникам и порицать Россию.

Дороти была вне себя от возмущения! Она пилила лорда Грея за мягкотелость до тех пор, пока 26 августа 1831 года Варшава не была снова взята русскими войсками.

— Наконец я спокойна относительно Польши и могу вполне предаться парламентским интересам! — заявила Дороти своему старинному другу.

Она рано успокоилась. В Лондоне появился Адам Чарторыйский! Мало того, что этот человек в свое время явился причиной раздора между императором Александром I и Елизаветой Алексеевной![81]Чарторыйский был одним из предводителей польского восстания, главой аристократической партии. Он бежал за границу с паспортом, выданным ему Меттернихом (!!!), и встретил самый радушный прием в английском обществе.

Более того — лорд Грей пригласил его к себе на обед, где присутствовали министры!

Это потрясло Дороти и лишило ее привычной сдержанности.

— Вы забываете, — почти кричала она в лицо премьеру, — что Адам Чарторыйский политический преступник, изобличенный в причинении вреда России, другу и союзнику Англии. И этот преступник встречает такой лестный прием у главы английского правления! Мой дорогой сэр, вы упускаете из виду, что государственный деятель отвечает за свои поступки и что прием, оказанный вами Адаму Чарторыйскому, может быть принят за оскорбление России!