Читать книгу "В постели с Елизаветой. Интимная история английского королевского двора - Анна Уайтлок"

То время было очень напряженным, боялись беспорядков, заговоров с целью спасти Марию и новых покушений на жизнь королевы. В конце января 1587 г. Уолсингем писал о том, как всю страну охватила огромная тревога: «За границей пошли ложные слухи о том, что королева Шотландии бежала из тюрьмы, что Лондон в огне, что несколько тысяч испанцев высадились в Уэльсе, что некоторые представители знати бежали и тому подобное… Слухи порождают брожение умов и замешательство; подобного, на мой взгляд, не случалось в Англии уже сотню лет, ибо ложные слухи, шум и крики разносятся по всей стране, с севера в наши края, а на западе достигают самого Корнуолла».[968]

Уильям Дэвисон держал у себя документ пять или шесть недель, надеясь, что Елизавета наконец подпишет его. 1 февраля королева послала за ним. Встревоженная слухами, ходившими по стране, она объявила, что решилась казнить Марию, и подписала документ. Позже в тот же день, как велела Елизавета, Дэвисон передал документ лорд-канцлеру сэру Томасу Бромли, дабы тот приложил к нему Большую государственную печать.

Однако на следующее утро, беседуя с сэром Уолтером Рэли в приемном зале Гринвичского дворца, Елизавета вызвала к себе секретаря Дэвисона и призналась, что накануне ночью ей приснился страшный сон. Во сне ее шотландскую кузину казнили без согласия Елизаветы. Королева велела Дэвисону пока ничего не предпринимать. Секретарь ответил, что документ уже скреплен печатью. По словам Дэвисона, больше Елизавета ничего не говорила.[969]

Не зная, действовать ли согласно подписанному Елизаветой приказу, Дэвисон пошел к Хаттону и Сесилу, которые назначили на следующий день заседание Тайного совета. Было решено, что они приступят к действиям без дальнейших консультаций, «так как неуместно и неудобно более беспокоить по этому поводу ее величество».[970]В замок Фотерингей немедленно послали Роберта Била, секретаря совета, в сопровождении двух палачей. Сопроводительное письмо графам Шрусбери и Кенту, которых назначили председательствовать во время казни, подписали все члены Тайного совета, в том числе Уолсингем, сказавшийся больным. В письме такое положение дел назвали «особой услугой [королеве], направленной на личную безопасность ее величества и общий покой во всей стране».[971]

В восемь утра в среду 8 февраля Марию, одетую в черное, с распятием слоновой кости в руках, повели на эшафот, сооруженный в большом зале замка Фотерингей. Она положила голову на плаху в ожидании удара палача. Первый удар пришелся мимо и отсек часть ее черепа. Голову от шеи отделили лишь со второй попытки. После этого Ричард Флетчер, декан Питерборо, воскликнул: «Так погибнут враги королевы Елизаветы!»[972]

На следующий вечер Сесилу выпало передать Елизавете, что ее кузина, королева Шотландии, мертва.[973]Елизавета немедленно «слегла в постель из-за великого горя, какое она испытала из-за этого несчастья».[974]

К утру горе и замешательство сменились пылким гневом. Королева призвала к себе сэра Кристофера Хаттона и выбранила его за сыгранную им роль в деле, которое она, по ее словам, «никогда не приказывала и не имела в виду».[975]Она угрожала бросить всех членов Тайного совета в Тауэр за такое откровенное неповиновение ее приказам, а пока «велела им не показываться ей на глаза».[976]Основная сила ее гнева обрушилась на Дэвисона; Елизавета считала, что он злоупотребил ее доверием, дав ход подписанному ею смертному приговору. Дэвисона лишили должности, допросили в Звездной палате и посадили в Тауэр. Елизавета грозила ему казнью; его оштрафовали на 10 тысяч фунтов, сумму, значительно превышающую его средства. Дэвисон должен был оставаться за решеткой до тех пор, «пока так распорядилась ее величество».

Хотя штраф ему простили, Дэвисон провел в Тауэре год и восемь месяцев; его так и не допустили назад, на королевскую службу.[977]Сесилу, после многолетней верной службы, запретили показываться королеве на глаза; он несколько месяцев пробыл в опале. Некоторое время Елизавета называла его «предателем, обманщиком и злым негодяем». Обычно гордый и прагматичный, шестидесятишестилетний Сесил вынужден был писать отчаянные письма, в которых умолял разрешить ему хотя бы лежать у ног Елизаветы в надежде, «что крупицы Вашего милосердия… утолят боль моего сердца».[978]Его приятельница леди Кобэм, одна из старейших наперсниц Елизаветы, уверяла его: «Если вы напишете письмо, я его передам. С радостью окажу вам такую услугу».[979]Ей удалось не только замолвить за Сесила слово перед королевой, но и регулярно держать его в курсе всего, что происходило за время его отсутствия. Наконец в марте Сесила снова допустили к королеве. В дни, последовавшие после казни Марии, Елизавета не ела и не спала. В совместном письме от 12 февраля ее советники умоляли ее «вернуться к естественной пище и сну, дабы поддержать Ваше здоровье».[980]В первое воскресенье после смерти Марии Ричард Флетчер, один из любимейших священников Елизаветы, столкнулся со сложной задачей. Ему предстояло вести службу в небольшой королевской часовне в Гринвиче.[981]Будучи деканом Питерборо, Флетчер присутствовал на процессе и казни Марии; он осуждал шотландскую королеву за ее предательский католицизм. Елизавета сидела на возвышении, придворные стояли внизу. Флетчер назвал казнь Марии «судом Божиим» и просил Елизавету возвыситься над своим горем и преследовать врагов и тех, кто покушался на ее жизнь.[982]