Читать книгу "Легионеры - Михаил Нестеров"

Пока же подробности очередного провала Латынина не интересовали. Просто любопытно было взглянуть на опытного чекиста Салогубова, послушать его с минуту и прервать на полуслове: “А ну-ка, пошел вон отсюда”. Сказать усталым голосом и с теми же интонациями, что услышала здесь же, в гостиной его дома, госпожа Савицкая.

Вот уж кто плохо кончит, переметнулись на новый объект мысли генерала. Почти угадывая ее будущее, Латынин представил себе недавнюю гостью возле чугунных ворот особняка в Сен-Дени, на которых висит табличка: “Продается с аукциона”. Может, ей в голову придет сумасшедшая мысль: на аукцион выставлены чугунные ворота. Что ни говори, лот хороший, за него могут отвалить кучу денег.

Она тронет цепь, пудовый, до неприличия огромный замок, затравленно оглянется и, не достучавшись в двери собственного дома, на глазах уходившего с молотка, выругается: “Достукался, старый идиот!”

Она побежит прочь от проклятого дома. И, словно проверяя себя, бросит водителю первого попавшегося такси: “Отель “Риц”. Расплатится последними наличными, оставит немного для гарсона, который примет от нее шубку. Официант бара “Хемингуэй” выполнит заказ и извинится, вернувшись с кредитной карточкой постоянной клиентки: “Пардон муа, мадемуазель, но на вашем счету ничего нет”. А когда перед ней вырастет элегантный мсье возраста Бориса Кесарева, она снимет с пальца перстень с бриллиантом. После коротких объяснений администратор кивнет: “Я посмотрю, что смогу сделать для вас”. В туалете Элеонора оглядит свое порозовевшее лицо в зеркале, проведет по нему рукой и найдет, что серьги без перстня смотрятся нелепо...” А через неделю ее снова приютит улица с чарующим названием – Пляс де ля Мадлейн.

Еще одна сломанная спичка полетела на пол. И еще одна, последняя.

Пост охраны находился на съезде с Таманской улицы на линию Хорошевского Серебряного бора. Щедрин сбросил скорость, дав постовым прочитать номер на машине, затем остановился. Охранник подошел к машине и взял из рук Салогубова, сидящего на переднем сиденье, удостоверение. Ознакомившись, вернул и разрешил ехать дальше. В таком же неторопливом темпе Алексей довел “Ауди” до “терема” генерала.

– Выходи. – Марковцев вышел из машины первым и контролировал каждое движение капитана. Поднялся вслед за ним на крыльцо и встал сбоку. – Звони.

Латынин был одет в белую рубашку, широкие брюки и теплые тапочки. С первого взгляда Марк определил в нем не спортсмена, а физкультурника. Такие выглядят мощно, могут согнуть подкову, но что толку от этого, если не можешь держать удар? Позорно, когда груда накачанных мышц летит на пол от одного удара левой в челюсть.

Дорога до дома генерала была неблизкой, и Щедрин успел рассказать Марку и о своей ошибке, которая привела к трагическим последствиям, и о решительных действиях Николая Гришина.

Сергей отчетливо представил себе вымотанного на нет полковника, ценой собственной жизни предотвращающего не одну трагедию. Страшно, тяжело думать об этом. И ничуть не становилось легче от жалкого вида Латынина, потирающего вспухшую скулу.

Он был жалок, но мысли его не соответствовали виду и настроению. Генерал думал о паре впечатляющих сединой и опытом выходцев из 9-го управления КГБ. За несколько лет работы на Латынина те превратились в цепных псов, но не потеряли при этом врожденного интеллекта. Для них главное лакомство – вовремя брошенная кость, а до “пищи богов” им не было дела. Однако и они бились над проблемой: “Раб мечтает не о свободе, а о своих рабах”. Подобие раба они могли увидеть в присевшем на стул бывшем подполковнике ГРУ и показать ему, как любить свободу.

Примерно час назад они получили задание отвезти жену с сыном в город и с минуты на минуту должны были вернуться.

Не все еще потеряно, и Марк, убравший пистолет, не так страшен.

Латынин буквально чувствовал дыхание “старейшин” за спиной Марковцева. Который, судя по его виду, прокручивает в голове текст обвинительного заключения. Не зная Марка, он полагал, что тот опустится до дешевых комментариев к своим действиям.

Только Сергей, поглядывая на генерала, видел рядом с ним Николая, проработавшего под началом этой гниды несколько лет. Одного из немногих в ФСБ, кто не продал свою совесть. Он думал о том, что, кроме судьбы, есть и справедливость. Латынин, роя яму Марковцеву, фактически готовил могилу для себя.

– Где кассеты? – наконец нарушил молчание Сергей. – Не надо, я все равно не поверю, что их нет в этом доме. Не молчи, генерал, я все равно найду их, даже если на это у меня уйдет вся жизнь. Ну?

– Там, – генерал мотнул головой в сторону. – В платяном шкафу на нижней полке.

Сергей вставил одну кассету в деку магнитофона и включил телевизор. Он увидел Николая. Уже тогда, в 1996 году, с нервным лицом. Но его еще не тронули те черты, которые навсегда запечатлелись в глазах Сергея. И он, глядя на Николая по телевизору, все же хотел оставить в памяти последний облик полковника ФСБ: вымученного в борьбе с беспределом и до срока поседевшего.

Кассеты можно было хранить лишь как память о друге, но нельзя использовать против ФСБ. Лубянка сделает то, чего требует простая логика: повесит все преступления на покойного полковника Гришина, передающего деньги за свободу милиционера Дроновского.

Любая из этих кассет могла принести Сергею Марковцеву целое состояние: Борис Кесарев, не задумываясь, заплатил бы за нее любую сумму. На пленке запечатлена – ни больше ни меньше – его свобода и возможность перейти в контрнаступление. И ему плевать, в чьем она обличье – честного офицера или продажного.

А Латынин морщился от боли все сильнее и сильнее. Он трогал свой подбородок так, словно смотрелся в зеркало. Глядя на этого лицедея, Марк усмехнулся. И вдруг услышал резкий ответ:

– Чего ты усмехаешься, педераст?

Наверное, Латынин этим словом и поднимал боевой дух своих охранников, положенных ему согласно занимаемой должности начальника управления. Они появились за спиной Марка неслышно, как тени, пользуясь тем, что Сергей ушел в свои мысли, сосредоточившись на экране телевизора. Бревенчатые стены поглотили и звук подъехавшего автомобиля, и удар в висок, который получил журналист, стоя в прихожей над телом капитана Салогубова.

Оба были в отличной физической форме, могли дать фору любому инструктору по рукопашному бою. Они взялись за Марковцева действительно как за педераста, осквернившего их естественную ориентацию одним лишь своим присутствием. Один рывком приподнял его, схватив поперек груди. Другой – амбал за сто килограммов, одетый в мятый пиджак, бритый наголо, с устрашающими складками на затылке – припал на полусогнутые ноги, коротко замахнулся и ударил подполковника в живот. Вроде бы безболезненное место, однако он бил с умом, натренированно, и Марку показалось, что его мочевой пузырь лопнул, распространяя по всему телу страшную боль.

Вышибала знал силу своего удара и кивком головы спросил у босса: “Хватит?”

Это он знал о силе, о боли, которая взорвалась в утробе жертвы, а Латынину показалось этого мало. Очень мало. Что такое один удар? Наверное, он и не знал, что его “шкафы” одним ударом могут отправить на тот свет быка, не то что человека.