Читать книгу "Диагноз - Алан Лайтман"

Голос Питера:

— Пожалуй, я сделаю то же. Подожду внизу.

— Останься, Питер, — попросил Билл. Он представил себе Питера, его рыжую шевелюру и огромность. Представил себе Торстона Бейкера в изысканном костюме и в очках с полированными стеклами. Шаги адвоката стихли у двери.

Голос Мелиссы:

— Садитесь, мистер Бейкер. Хотите кофе?

Билл почти физически ощутил всеобщее замешательство. Люди вошли в комнату, он слышал шаги в углах и скрип передвигаемых стульев, но все молчали. Несомненно, Торстон Бейкер и Питер были потрясены его внешностью. Билл понимал, на кого он сейчас похож. Мертвенно-бледная кожа, голова лежит на груди, как чужеродный предмет. Ноги вздрагивают от периодически возникающих спазмов. Должно быть, людям страшно смотреть на него, видеть его страдания. Но он никому не говорил, что полная неподвижность — это самая легкая из его горестей. В течение многих месяцев он боролся с неподвижностью и бессилием. Теперь это было легко.

Голос Вирджинии:

— Сливки, мистер Бейкер?

Пауза.

— Это не ваша фирма занималась делом японской фабрики несколько лет назад? Где это было? Как прошли слушания?

Голос Бейкера:

— Вы имеете в виду Уорчестерское дело?

Голос Вирджинии:

— Да, я читала ваше интервью в «Бостон Глоб».

— Интервью давал Джейсон Уэзерхилл, один из моих коллег. Я не общаюсь с газетчиками.

Голос Мелиссы:

— Что вы можете сказать нам, мистер Бейкер?

Билл услышал какое-то движение со стороны Алекса. Мысленно он представлял себе всех, кто находился сейчас в спальне. Он знал, что его сын сидит на краю кровати в своих найковских кроссовках с развязанными шнурками. Он услышал, как Алекс не спеша подошел к нему и положил руку на его плечо.

— Я здесь, папа, — шепнул Алекс.

Голос Бейкера:

— Пожалуй, я принес вам хорошую новость.

Последовало всеобщее оживление. «Плимут» вступил в переговоры об условиях. Никто не ожидал такого быстрого продвижения вперед, особенно если учесть отсутствие диагноза. Очевидно, сказал Бейкер, юристы «Плимута» подсчитали, что все дело сейчас обойдется им дешевле, чем потом.

Голос Вирджинии:

— Слава Всемогущему Господу. — Послышались ее тяжелые шаги. — Спасибо вам, мистер Бейкер. Спасибо. Мы выиграли.

— Мы пока не имеем никакого представления о том, сколько они предложат, и я хочу, чтобы вы это знали. Мы начнем обсуждать эти детали, когда мисс Стивенсон на следующей неделе вернется из Огайо. Не хочу вселять в вас слишком радужные надежды, но думаю, что мои новости немного прибавили вам бодрости духа. Поэтому я и решил сообщить их вам лично.

Голос Мелиссы:

— Мне думается, что это невозможно.

— Они просто чувствуют свою вину, — сказал Билл. Он подумал, что ему следовало отреагировать более эмоционально, но он не испытывал никаких чувств. Все происходящее мало его трогало. Казалось, что вся эта возня — едва заметная точка в бесконечном пространстве.

Голос Питера:

— Жирные задницы!

Билл представил себе, как все идут к двери. Интересно, который теперь час? Ему хотелось только одного — чтобы все убрались из его комнаты ко всем чертям. Который теперь час?

КАЛОНИКА

Когда Анит пришел к маленькому каменному дому гетеры, небо очистилось и полная луна повисла над городом, отбрасывая на грязные улицы тени источников и аттиков. Кожевенник приблизился к двери Калоники и постучал.

Через некоторое время створка приоткрылась, и на пороге появился раб, которого Анит никогда раньше здесь не видел.

— Что ты хочешь, господин? — недовольным голосом спросил раб. — Хозяйка вечером ушла из дому.

Привратник покосился на мужчину, стоявшего на улице в свете луны, и оглядел его с головы до ног, словно слугой был не он, а Анит.

— Прошу тебя, скажи хозяйке, что пришел Анит.

— Она сама назначила тебе время?

— Назначила?

У кожевенника появилось тошнотворное чувство. Он понял, что может сегодня ночью и не увидеть Калонику. Но она нужна ему, как воздух.

— Калоника! — закричал он на всю улицу. — Это я, Анит.

Раб захлопнул дверь.

Кожевенник остался стоять на дороге, в волнении размышляя, что ему делать дальше. По улицам разносились звуки кифары. Инструмент звучал печально и красиво, как голос печального города. Потом дверь снова отворилась. Теперь на пороге стояла сама Калоника. Она шагнула вперед, обняла Анита, поцеловала его в веки, прильнула к его губам, потом снова к векам. Он протянул руки и обнял женщину, и так они стояли до тех пор, пока она не ввела его в дом и не закрыла дверь. Аромат сандалового дерева окутал Анита.

— Прошу извинения за Симмия, — шепнула она. — Сегодня он больше не выйдет из своей комнаты. Он страшилище, правда? Но хорошо делает то, что ему велят. Впредь предупреждай меня о своем приходе.

Она говорила на красивом классическом греческом языке, но если прислушаться, то можно было распознать в ее речи певучие нотки коринфского выговора. Она наклонилась и принялась снимать сандалии с ног Анита.

Он прислонился к стене, испытывая небывалое облегчение.

— Мне не нравится твой новый раб. Пелей никогда не обходился со мной так грубо.

— Ты всегда должен предупреждать меня о своем появлении, голубь мой. Дай мне посмотреть на тебя.

Она отступила на шаг, нежно прижала свои ладони к его щекам и заглянула в глаза.

— Я ничего не вижу в этой темноте. Пойдем в аттик, там много света, и я смогу лучше тебя разглядеть.

Она протянула руку, но Анит не взял ее. Он продолжал стоять у стены, ощущая босыми ногами холод каменного пола.

— Я был… — заговорил он, но замолчал. Потом продолжил, осененный внезапной мыслью: — Почему для тебя так важно знать, когда именно я приду? Чтобы ты в это время не была с кем-то еще, да? Мне надо назначать время, как другим твоим мужчинам?

На лице женщины появилось затравленное выражение, но она быстро овладела собой, улыбнулась и снова протянула руку. На этот раз он крепко взялся за ладонь Калоники, и она ввела его в маленький четырехугольный дворик, в котором пахло духами, мылом и известняком статуи Каллисто, стоявшей посередине. Они сели на устланное подушками бронзовое ложе.

При ярком свете он увидел, что она одета в свободную шелковую одежду без рукавов, схваченную на левом плече парчовой застежкой в виде лаванды. Черные волосы были распущены, а смуглая красота уроженки Коринфа подчеркивалась подведенными углем бровями и ресницами. Он посмотрел на ее лицо, на волосы и уткнулся лицом в ее обнаженное плечо.