Читать книгу "Усобники - Борис Тумасов"

Винить? Я ль один, сам признаешь.

Ты, великий князь, им в отцы дан. Отчего съезд не созвать да полюбовно разойтись? Я однажды, чай, не забыл? — едва вас утихомирил. Вы уж готовы были мечи в ход пустить. А ханский посол на вас смотрел да посмеивался. Ордынцам ваша брань ровно мед.

Исмаил постучал ногтем по мисочке…

Покинул великий князь епископа, когда тьма над Сараем сгустилась. Из-за Волги дул ветер, гудел заунывно, будто волчья стая. Пока до караван-сарая добрел, ни одного человека не встретил. У самых ворот татарин к нему приблизился, промолвил:

Великий князь, от царевича я. Завтра к хану тебя поведут, смирись и раболепствуй.

Сказал и удалился, а Андрей Александрович шубу скинул и всю ночь у жаровни просидел, одолеваемый мыслями. Гнетет его все, и потолок каморы словно еще ниже опустился, давит, ровно крышка фоба. Даже войлочный шатер, в котором великий князь будет отдыхать, возвращаясь из Орды, покажется ему хоромами по сравнению с этой затхлой берлогой.

В столице Золотой Орды русским князьям было не велено ставить шатры, им определялось жить в караван-сарае. Одному отцу, Александру Невскому, хан Берке в знак своего расположения к храброму князю дозволил разбить шатер поблизости от дворца.

Тускло мерцал каганец, чадил, за стеной похрапывали гридни. Сон не морил князя. Он вышел во двор. Высоко холодным светом горели крупные звезды. В темноте не видно Сарая, ни огонька. Где-то там, у самой Волги, — ханский дворец… О чем спросит Тохта князя Андрея, в чем винить станет?

Почувствовав, как мороз лезет под суконный кафтан, князь возвратился в камору…

Долгая и утомительная ночь. Но вот рассвело, сквозь дверную щель пробился свет. Гридин внес в камору кувшин с водой, деревянную бадейку. Слил, подал льняной рушник.

Ел великий князь нехотя. Медленно жевал хлеб с куском вареного мяса, запил хлебным квасом и принялся ждать, когда за ним придут.

* * *

Во внутреннем дворике ханского дворца его подвергли унизительному досмотру. Заломив руки, проверили, не несет ли русский князь оружия. После он оказался в полутемных сснях, где теснилась верная ханская стража. Здесь великому князю велено было снять шубу и шапку. Начальник караула провел его через первый зал, где толпились те, кто не удостоился чести стоять у ханского трона.

Сколько раз бывал во дворце князь Андрей Александрович и всегда испытывал дрожь в коленях.

Два суровых богатура, положив руки на рукоять сабель и скрестив копья, замерли у двери. Там за ней, на высоком помосте, восседал тот, кого на земле сравнивали со Всевышним.

Прежде чем Андрею Александровичу предстать перед светлыми ханскими очами, в зал внесли дары великого князя. Как воспримет их Тохта?

Наконец стража отбросила копья, кто-то невидимый распахнул перед русским князем двери, и он вступил в зал. Теперь ему предстояло сделать несколько шагов к трону и, рухнув на колени, поцеловать пол, по которому ступали ноги Тохты.

Никого не видели глаза князя Андрея: ни нойонов, теснившихся по правую и левую руку от трона, ни стоявших у стены царевичей и мурз, весь он был во власти маленького и тщедушного человека, который восседал так высоко, что казался вознесенным к самому небу.

Стоя на коленях, князь Андрей Александрович услышал тихий, скрипучий голос:

Отвечай, конязь, отчего скудеет земля русичей?

Великий и могучий хан, твоя власть над всей поднебесной. Земля, какую доверил ты мне, не скудеет, и ты в том убедишься, когда пришлешь своих баскаков собирать выход.

Но отчего не повинуются тебе удельные конязи? Может, постарел ты, конязь, и надо отобрать у тебя ярлык?

Великий хан, я слуга твой верный и дышу, пока ты мне это позволяешь.

Тохта откинулся на спинку трона, рассмеялся мелко, и в угоду хану в зале захихикали. Но вот Тохта подался вперед, и все замерли. Глаза у Тохты злые и голос резкий.

Ха! — выдохнул он. — Ты, конязь, тявкаешь, как щенок.

В словах хана князь Андрей учуял скрытую угрозу, и дрожь

снова охватила его.

Великий и могучий хан…

Ты, конязь, мыслил, я дам тебе тумены и мои воины накажут тех урусских конязей, какие не слушают, что плетет твой язык? Но я не дам тебе богатуров: зачем мне разорять свой урусский улус? Убирайся, я подумаю, держать ли тебя великим конязем…

Боярин Ерема поджидал князя у дворцовых ворот и по тому, как, потуиив голову, Андрей Александрович вышел, понял: хан принял великого князя сурово.

Ничего не спросил боярин, молчал и князь. Только войдя в камору караван-сарая, промолвил:

Миновало бы лихо… Коли казнят меня в Орде, тело мое домой везите. Не во Владимир — в Городец, где был отцом на княжение посажен.

Эк заговорил, великий князь. Бог даст, все добром кончится.

Суров был хан, суровым и приговору быть. И чем не угодил я хану? Ответь, боярин.

То одному Богу ведомо. Но, мыслю, ежели бы Тохта намерился казнить тебя, он бы приговор там и объявил. Ты на Русь великим князем явишься, не лишит тебя хан ярлыка.

Красно говоришь, боярин Ерема. Коли ворочусь, ярлык сохранив, поплачутся у меня Даниил и Михайло.

Ерема поддакнул:

По всему, так. Нет у меня веры ни Москве, ни Твери, но и Федор Ярославский чем лучше? Чай, не забыл, как он повел себя, когда ты его на Переяславль позвал?

Настанет и его час. В том разе Федор на Данииловы посулы купился.

Прежде за московским князем хитрости не водилось.

То прежде…

От боярина Селюты слыхивал, княжич Иван и разумен, и храбростью наделен.

Племянник Иван еще молод.

Аль у волчонка нет зубов? Брать надобно, пока у него оскал, а как заматереет, горло перережет.

Ранее Юрия должно к рукам прибрать. О-хо-хо, послал Бог племянников.

Ерема спрятал ухмылку в бороде лопатой:

Яблоко от яблони далеко ль катится?

И то так.

В камору заглянул гридин:

Великий князь, к тебе царевич.

Отстранив гридина, Дюденя ворвался в камору:

Радуйся, князь Андрей, хан тебе жизнь даровал и ярлык за тобой оставил.

Великий князь перекрестился:

Услышал Господь мою молитву. — Повернулся к боярину: — Принеси, Ерема, царевичу два десятка рухляди за добрую весть. Я ведаю, и его слово ханом услышано…

Проводив царевича, князь Андрей бросил Ереме:

Вели, боярин, еды подать, оголодал я…

* * *

Съехались в Москве. Позвали и князя Федора, да тот отмолчался. Даниила и Михаила тревожило, с чем Андрей из Сарая воротился. Ужели татар наведет, как не раз бывало? Попытаться отпор дать, встать на их пути дружинами и ополчением, отразить недругов? Но тогда Тохта пошлет столько воинов, что они перебьют всех ратников, сожгут Москву, Тверь и иные города, разорят смердов, а ремесленный люд в неволю угонят.